Похищенный трон
Шрифт:
Годарс, напротив, просто неспешно гарцевал дальше. Если судить по тому, сколько он проявлял ярости и страсти, ближайший хамор находился не менее чем в тысяче фарсангов. Абивард решил, что отец, несмотря ни на что, уже стар.
Часа через два на левом фланге армии появилась большая группа степняков и принялась осыпать воинов градом стрел. На них, немилосердно пыля, обрушилась макуранская кавалерия. Отогнав кочевников, воины вернулись к своим товарищам.
Войско встретило их приветственным, кличем.
– О Господи, ну почему мы не на левом фланге? – воскликнул
– Какая слава? – спросил Годарс. – Что они догнали хаморов? Я не заметил, чтобы они хоть кого-то нашли. Очень скоро кочевники появятся снова и опять слегка покусают нас. Так воюют здесь, в степи.
И вновь предсказание Годарса вскоре сбылось. Хаморы не только вернулись на видимое расстояние от флангов войска Царя Царей, но и стали большими группами появляться спереди и слева. Двоих воинов отвели в тыл, к повозкам лекарей. Один из них хромал, другой корчился и кричал.
Абивард передернулся:
– В последний раз я слышал такой крик, когда наш старый повар – как его звали, отец? – опрокинул на себя большой котел с супом и обварился насмерть. Я тогда был совсем маленьким. Динак рассказывала мне, что ее после этого много лет терзали кошмарные сны.
– Его звали Пишинах, и, твоя правда, кричал он самым жалостным образом. – Годарс приподнял шлем и утер лицо платком. Вид у него был обеспокоенный. Однако за нами по пятам идет куда больше кочевников, чем я предполагал.
– Но ведь мы этого и хотели – заставить их драться? Или нет? – озадаченно спросил Абивард.
– Вот-вот. – Отец невесело рассмеялся. – Как-то подозрительно получать от хаморов то, что хочешь получить, даже если мы их к этому вынуждаем.
– Но ты ведь только вчера предсказывал это, – возразил Абивард. – Что ж ты недоволен, когда твое предсказание сбывается?
– Оно сбывается не так, как я хотел. Я рассчитывал, что мы заставим хаморов биться, что они будут в отчаянии и страхе. Но их лучники вовсе не похожи на отчаявшихся людей. У них есть какой-то свой план. – Он пожал плечами, отчего его кольчуга лязгнула. – Но может статься, я просто вижу злых духов за каждым кустом и под каждым камнем.
– Разве наши ясновидцы не могут выведать, что у хаморов на уме? – спросил Яхиз. Годарс плюнул на землю:
– Ничего они не могут, твои ясновидцы. Если бы ты, малый, потерял колечко там, в нашей крепости, ясновидец помог бы тебе найти его. Но когда дело касается войны – нет. Во-первых, страсти людские ослабляют волшебство, поэтому, кстати, так редко срабатывают любовные зелья, а война – дело горячее.
Во-вторых, шаманы степняков прибегают к собственному волшебству, стараясь ослепить нас. А в-третьих, мы и сами по уши заняты тем, чтобы эти демонопоклонники не проведали, что на уме у нас. На войне работает железо, сынок, железо, а не волшебство.
– И это хорошо, – сказал Абивард. – Если бы войной занимались чародеи, то другим уже не удалось бы в ней поучаствовать.
– И ты считаешь, что это хорошо? – спросил Годарс. – Не уверен, не уверен.
– А зачем же ты тогда присоединился к дружине Царя Царей? – спросил его Абивард.
– По велению долга и Пероза, Царя Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, – ответил Годарс. – Уж не хочешь ли ты, чтобы я запятнал свою честь и честь нашего рода?
– Нет, клянусь Господом! – воскликнул Абивард. Хотя он и не стал продолжать спор, ему очень хотелось, чтобы отец в своих речах проявлял чуть больше восторга поводу предпринятого Перозом похода.
В авангарде армии Царя Царей рожки пронзительно протрубили сигнал, которого Абивард с нетерпением ждал со времени переправы через Дегирд:
«Неприятель впереди!» Макуранцы двигались боевым строем с самого начала атак степняков, но все же по их рядам прокатился возбужденный гул. Теперь уже не долго ждать – они покарают хаморов за блошиные укусы, которые те посмели нанести войску Царя Царей.
Абивард выехал на вершину небольшого холма. Сомневаться не приходилось вон они, кочевники, в половине фарсанга на север. Они выстроились в две группы: спереди относительно маленькая, а большая – чуть подальше.
– Кажется, я понял их план, – сказал Годарс. – Они попытаются втянуть нас в игру со своим авангардом, а тем временем остальные растянутся и зайдут нам во фланги. Не выйдет: мы раздавим маленький отряд, прежде чем большой успеет развернуться.
– Не пора ли нам атаковать, отец? – спросил Абивард. Увидев наконец-то хаморов, которые стояли и ждали нападения, он испытал безумное желание пришпорить коня и незамедлительно броситься в атаку. Но Годарс покачал головой:
– Пока еще далековато. Так мы сойдемся с ними, когда наши кони уже устанут от затяжного галопа. Сблизимся почти на расстояние полета стрелы, тогда и рванем.
Словно вторя Годарсу, Чишпиш, – ехавший неподалеку, прокричал находящимся под его началом конникам:
– Со всякого, кто поскачет на степняков до сигнала рожка, своими руками шкуру спущу!
Вараз усмехнулся:
– Невелика угроза! Ему в жизни не догнать ослушника.
И действительно, конь Чишпиша был не менее громоздок, чем сам марзбан, поскольку только такой и мог выдержать вес военачальника. Но угроза Чишпиша, как прекрасно понимал каждый услышавший его слова воин, не имела никакого отношения к возможному физическому наказанию. При том влиянии, которым пользовался марзбан, он мог низвергнуть прямо в бездну репутацию и надежды на будущее любого из них.
Абивард вынул копье из гнезда в седле и подбросил его на руке. По всему строю макуранцев всколыхнулись эти деревянные шесты с железными наконечниками, будто по нему пронесся ураган. Абивард держал копье вертикально, чтобы не поранить никого из соратников. Опустит он его только по команде.
Дружина Царя Царей все ближе и ближе подходила к неприятелю. Прямо перед Абивардом трепетал царский штандарт; по макуранскому обычаю, Царь Царей командовал сражением с правого фланга. До Абиварда доносились отголоски резких боевых кличей хаморов. Он слышал их и не понимал: хотя язык степняков был родственным макуранскому, выкрики настолько сливались, что из общего шума было не выхватить отдельных слов.