Похищенный трон
Шрифт:
По мере того как дружина Пероза, Царя Царей, продвигалась на север по Пардрайянской равнине, его люди устраивали все новые и новые степные пожары, точнее сказать, протягивали первый на все большее расстояние. Каждая неожиданная вспышка вселяла в Абиварда радость, поскольку означала, что пламя пожирает все больше пастбищ кочевников.
Он показал на восток:
– Они недолго позволят нам продолжать это, иначе их ждет большой голод.
– В том-то и суть. – Красивое лицо Яхиза – мать его славилась красотой расплылось в злорадной ухмылке. Он дотронулся
Однако ни в этот день, ни на следующий наступающим войскам не встретилось ни малейших признаков присутствия хаморов, по земле которых они двигались. Лишь огонь, бушевавший вдоль пути их следования, напоминал, что они не одни в степи.
Но ближе к вечеру разведчики пригнали овец и коров, захваченных к северу от расположения главного отряда армии Царя Царей. Увидев животных, Абивард, как и все прочие, издал громкий, торжествующий клич.
– Сегодня нам не придется есть эту мерзкую колбасу, – сказал он.
– Не придется, не придется, – согласился Годарс. – Но эти трофеи говорят еще кое о чем. Они говорят, что мы подошли близко, очень близко к кочевникам. Стада – это их жизнь, и раз нам повстречались животные, то недалеко и люди.
Абивард посмотрел по сторонам. Он увидел своих родичей, боевых товарищей, степь, зарево пожара, зажженного макуранцами. Кочевников же и духу не было. И все же они где-то там – скорее всего, недалеко. Разумеется, отец прав. От этой мысли Абиварду сделалось немного не по себе, будто кто-то, как в родной крепости, подглядывал за ним в дверную щелочку.
Он вновь осмотрелся, на этот раз сосредоточив мысль на тысячах облаченных в доспехи воинов, которые вместе с ним пришли на север из Макурана, на их столь же надежно защищенных конях, на толковых саперах, перекинувших мост через Дегирд, и на всем прочем, приличествующем армии великого цивилизованного государства. Какие степняки могут противостоять такой мощи?
Когда он произнес это вслух, Годарс сухо усмехнулся.
– Затем мы и пришли сюда, сынок, чтобы выяснить это. – Должно быть, у Абиварда был донельзя изумленный вид, потому что дихган продолжил:
– Ты, должно быть, не совсем правильно меня понял. Я на своем веку повидал немало армий, воистину немало, но эта сильнее всех. Не представляю себе, как мы можем потерпеть поражение, когда хаморы поймут наконец, что деваться им некуда и придется схватиться с нами.
Эти слова успокоили Абиварда. Если уж отец не представлял, как хаморы могут добиться победы, значит, этого не может быть. Он сказал:
– Царь Царей, да продлятся его дни и прирастет его царство, представляется мне человеком, способным в нужное время ударить, и ударить крепко.
– И мне он таким представляется, – ответил Годарс. – Я очень удивлюсь, если впереди наших войск, когда мы ударим по хаморам, не будет развеваться его львиный штандарт. Хотя о его отваге я знаю только с чужих слов. Слыхал я, что и сын его, Шарбараз, не уступает отцу. Он, кстати, примерно твоих лет.
– Я не видел здесь его штандарта.
– И не увидишь, – отозвался Годарс. – Пероз, да продлятся его годы, оставил его в Машизе, как я оставил в крепости Фраду. Хотя по другой причине. Я просто считаю, что Фрада немного не дорос до битвы, чуть-чуть. Шарбараз взрослый мужчина, и я думаю, Царь Царей желает, чтобы он держал в узде евнухов и столичную знать, пока сам Пероз воюет.
– Не посмеют же они воспользоваться отсутствием Царя Царей… – Абивард запнулся, поймав на себе скептический взгляд отца, и почувствовал, что заливается краской. – А может, и посмеют.
– Никаких «может», сынок, никаких, – сказал Годарс. – Мне остается лишь благодарить Господа, что избавил меня от таких забот. Пусть я владелец всего лишь надела, а не царства, зато могу положиться на своих людей, когда повернусь к ним спиной. Моя участь во многих отношениях лучше, ох, во многих.
– И я так считаю. – Абивард не мог представить себе, чтобы приближенные отца пошли против воли дихгана. До него доходили идущие из Машиза слухи о неповиновении в верхах, но он им не верил. Узнать же, что они имеют под собой основания, было равносильно потрясению. – Возможно, отец, это потому, что они там слишком близки к видессийской границе.
– Воистину вполне возможно, что не без этого, – согласился Годарс. —Подозреваю, что они там к тому же слишком близки к чересчур большим деньгам. Когда у тебя хватает монет, чтобы делать то, что ты должен, и еще немного, чтобы делать то, что ты хочешь, – это приятно, как вино. Но человек, ставший рабом серебра, не лучше того, кто стал рабом вина, а возможно, и хуже.
Абивард поразмыслил над этим, решил, что отец, скорее всего, прав, и признал это, кивнув, после чего спросил:
– Когда, по-твоему, мы прижмем степняков к стенке?
Годарс почесал шрам, обдумывая ответ.
– Они выждут самое большее еще пару дней, – наконец произнес он. – Дольше не смогут, а то сгорит слишком много степи. Их стадам для выпаса нужно широкое поле.
И вновь эти слова! С тех пор как Таншар изрек свое странное пророчество, Абивард уже дважды слышал про широкое поле, хотя до сих пор не мог сказать, что же это значит. Интересно, когда же он узнает наверняка?
Через два дня Абивард готов был признать своего отца более искусным прорицателем, нежели Таншар. Первые вооруженные хаморы появились перед макуранской дружиной на следующее утро после их разговора. Они выпустили несколько стрел, не причинивших особого вреда, и ускакали. Их тяжеловооруженному противнику было не угнаться за ними.
Тогда вперед выдвинулись макуранские лучники, чтобы прикрыть главные силы от наскоков кочевников. Остальные воины перестроились из растянутого и несколько неупорядоченного походного строя в настоящие боевые порядки.
Под железной сеткой, скрывавшей лицо, Абивард обнажил зубы в хищной и радостной улыбке – теперь он в любой момент мог оказаться в деле. Он мельком взглянул на Вараза. Хорошенько разглядеть лицо брата он не мог, но по сияющим глазам Вараза понял, что и тот рвется в бой.