Похититель императоров
Шрифт:
Возникла долгая пауза, после чего Багратион сказал, как отрезал:
– Я послал бы убогого генерала ко всем чертям, и помчался спасать Отечество.
Затем добавил:
– Твое решение, Колзаков, правильное. Что ж, я был искренне рад общаться с тобой, Колзаков. Спасибо тебе и за то, что ты взял мое лечение в свои руки и вытащил меня с того света. Этого я тебе никогда не забуду. Надеюсь, что мы с тобой еще повоюем вместе. Кутузову я напишу от себя рекомендательное письмо, чтобы он смог использовать твой ясновидческий дар на благо России.
– Спасибо, ваше превосходительство, обещаю сделать все, что от меня зависит.
Багратион немного помолчал, смотря пристально мне в глаза, затем сказал напоследок:
– И
– Со своей стороны могу вас заверить, что в моем лице вы так же нашли верного и преданного боевого товарища.
В тот же день я покинул Симу, поспешив в Тарутино в штаб Кутузова.
Глава третья
В Тарутино я прибыл уже ближе к вечеру. Несмотря на то, что я сослался на личное письмо князя Багратиона, меня к фельдмаршалу сразу не пустили, сказав, что он отдыхает. Однако на постой в одну из штабных офицерских палаток определили.
Адъютанты пригласили меня и на ужин. Я немного рассказал о том, как поправляется князь Петр, они о последних новостях «большой политики». И хотя о многом я знал намного лучше их, все равно изображал удивление. Что поделать, людям приятно, а с меня не убудет.
После ужина я не отказал себе в удовольствии прогуляться по нашему лагерю. Тарутинский лагерь оказался похожим на большое и шумное поселение. Ровными рядами, почти улицами, были поставлены шалаши, под которыми вырыты землянки. Генералы и старшие офицеры стояли в сельских избах, но изб было все же немного, большинство из них, разобрали на топливо. На речке стояли бани, по лагерю бродили зычно кричавшие калужские сбитенщики, а на большой дороге шумел самый настоящий базар, где толпились тысячи солдат, торговавших сапоги и другие вещи. Тут же торговали сахаром, чаем, табаком, окороками, ромом и винами, свежим хлебом, маслом и яйцами, свеклой и капустой. Огромный военный табор никогда не спал, ни днем, ни ночью. По вечерам во всех концах слышалась музыка и голоса песенников, которые умолкали лишь с пробитием зори. Ночью Тарутино светилось множеством бивуачных огней, казавшимися издали звездами, бездонном космосе. После долгого и безрадостного отступления и кровопролитного Бородинского сражения русская армия отдыхала, приводилась в порядок и собиралась с силами для будущих боев. Кутузов не настаивал на строгом соблюдении формальностей службы, предоставив войскам возможность восстановить силы после Бородинского кровопролития. Начальство смотрело на все это снисходительно. Оно заботилось больше о том, чтобы все были довольны и веселы. Офицеры и солдаты ходили по лагерю, отыскивая знакомых. Всяк выбирал по своему вкусу общество, и время проходило весело. Каждый день к Тарутино и селу Леташевка, где собственно находилась главная квартира фельдмаршала, стекались все новые и новые резервы.
Взятие Москвы привело нашу армию полное недоумение. Солдаты были испуганы и откровенно говорили офицерам:
– Лучше уж бы всем лечь мертвыми, чем отдавать Москву-матушку! Смотрите, как завиваются облака над Москвой! Плохо дело, Москва горит!
От всего этого даже мне, знавшему, что все, в конце концов, закончится благополучно, становилось не по себе.
Штабные же офицеры, тяжело вздыхавшие по поводу оставления Москвы, получили гневный и полный язвительного сарказма выговор от Кутузова (об этом мне рассказали все те же адъютанты), который счел это бестактной выходкой, сказав им:
– Вы, верно, думаете, что я без вас не знаю, что положение мое именно то, которому не позавидует и прапорщик? У меня более всех причин вздыхать и плакать, но ты не смог придумать ничего хуже, как грустить.
Утром Кутузов меня опять не принял. Он, то еще спал, то уже завтракал, то писал какие-то бумаги, а то с кем-то совещался. Наконец, ближе к вечеру меня, наконец-то, вызвали в его избу. Старый полководец сидел в кресле за большим столом, заваленном бумагами и картами. Мундир его был расстегнут, и из-под него выглядывала нательная рубаха. Вместе с ним в горнице находилось еще пару генералов, сидевших в конце стола и что-то писавших.
– Вы от князя Петра? – спросил, снисходительно Кутузов. – Как его здоровье? А то у нас вести, что рана весьма тяжела и положение его опасно.
– Спасибо, ваше высокопревосходительство! Дело уже идет на поправку, и я надеюсь, что скоро их сиятельство, будет вместе с нами! – сказал я, протягивая Кутузову письмо.
– Это было бы весьма кстати! – качнул он головой, еще раз внимательно посмотрел на меня и, надорвав конверт, углубился в чтение.
Вначале фельдмаршал бегло посмотрел послание Багратиона. Но затем, нахмурив брови, принялся читать все куда внимательнее. Потом, оторвав взор, посмотрел на меня уже каким-то тревожно-изучающим взглядом и снова углубился в чтение. Бывшие в горнице генералы, вначале о чем-то перешептывавшиеся между собой, уловили озабоченность главнокомандующего примолкли и теперь молча взирали на меня.
Наконец, Кутузов окончил чтение. Сложив в несколько раз бумажный лист, он поднес его к свечи. Пламя побежало по листку, быстро превращая его в черно-пепельную субстанцию. Генералы насторожились еще больше.
– Я вас, кажется, припоминаю, – после некоторой паузы произнес Кутузов. – Вы прибывали ко мне в день Бородина с просьбой князя о резервах! Как вас, кстати, зовут?
– Флигель-адъютант Колзаков, капитан-лейтенант гвардейского флотского экипажа. До последнего времени исполнял обязанность дежурного адъютанта при штабе Второй армии.
– Оставьте нас с флигель-адъютантом наедине! – повернулся Кутузов к генералам.
Дождавшись, когда те выйдут и дверь прикроется, нахмурил брови:
– Ты знаком с содержанием письма?
– Нет, ваше высокопревосходительство! Мне оно было передано уже запечатанным.
Немного помолчав, Кутузов покачал головой:
– Странно, странно, странно… Князь Петр сообщает, что своему чудесному выздоровлению он обязан исключительно тебе и твоему чудодейственному лекарству, которым ты его пользовал. Кроме этого он конфиденциально написал мне, что ты обладаешь и удивительным даром предсказания политических и военных событий, а также весьма оригинальными военными знаниями. Князь настоятельно рекомендует мне иметь тебя подле себя и прислушиваться к твоим советам. Ты действительно ясновидец?
– Не совсем, ваше высокопревосходительство!
– Ну-ка, присаживайся! – кивнул Кутузов на стоявший против его стола стул. – Рассказывай поподробней, и чтобы без утайки!
– Боюсь, ваше высокопревосходительство, что мой рассказ покажется вам бредом сумасшедшего.
– Что ж, давайте я лучше вначале послушаю, а уж выводы сделаю как-нибудь сам.
Итак, как оказалось, Багратион написал в письме гораздо больше, чем я его об этом просил. Не утерпел. Впрочем, ничего плохого для меня в том не случилось. Князь рекомендует меня в советчики фельдмаршалу, как «провидца». Это значит, что если все выгорит, то я действительно смогу оказывать определенное влияние на ход войны, а значит и на ход всей истории в пользу России. От этакой перспективы мне даже стало трудно дышать. Теперь вопрос – что говорить Кутузову? Открыться ему или нет? Хитрить в данном случае опасно, слишком велики ставки. Лучше все как есть. Но если выложить всю правду-матку, то он может подумать, что я сумасшедший или хуже того аферист или лазутчик. Но ведь за мной рекомендация Багратиона! К тому же, кому еще как не хитромудрому Кутузову я могу доверить свою тайну? Ведь известно, как умеет хранить секреты старый фельдмаршал. Эх, была, не была!