Похититель поцелуев
Шрифт:
Любовь так трагична. Неудивительно, что она заставляет людей грустить.
И пока я смотрела в глаза Анджело, которые были способны растопить мороженое, то оказалась не единственной, кто млел под его извечно хмурым взглядом.
Мне было тошно при мысли, что я вернусь в свою католическую школу для девочек, а он уедет в Чикаго веселиться, болтать и целоваться с другими девушками. Но с Анджело я всегда чувствовала себя той самой. Он украдкой вплетал мне в волосы цветы, разрешал отпить вина из его бокала, когда никто не видел, и смеялся глазами, что бы я ни говорила. Когда меня дразнили его младшие
– Франческа Росси, с прошлого лета ты стала еще прекраснее.
– Ты всегда так говоришь.
– И всегда искренен. Я не имею привычки бросать слова на ветер.
– Тогда скажи мне что-нибудь значимое.
– Моя богиня, в один прекрасный день ты станешь моей женой.
Каждый летний эпизод я лелеяла так, словно он был неприкосновенным садом, оберегала его с тайной любовью и поливала до тех пор, пока эти мгновения не превратились в коллекцию сказочных воспоминаний.
Но сильнее всего в памяти укоренилось то, с каким трепетом я каждое лето ждала, когда он тайком проберется ко мне в комнату, или в магазин, куда я уходила за покупками, или к дереву, под которым читала книгу. Как с годами, по мере нашего взросления и вступления в пору юности, он начал растягивать наши «мгновения», с нескрываемым весельем наблюдая, как я безуспешно пыталась сойти за «своего парня», хотя было совершенно ясно, что я абсолютная девчонка.
Я как раз засунула записку поглубже, когда Вероника впилась мясистыми пальцами мне в кожу цвета слоновой кости, собрала за спиной корсет и затянула его вокруг моей талии.
– Хорошо бы снова стать девятнадцатилетней и прекрасной, – мелодраматично взревела она.
Кремовые шелковистые тесемки натянулись, и я ахнула. Только верхушка итальянской мафии для подготовки к балу до сих пор пользовалась услугами стилистов и горничных. Но, по мнению моих родителей, мы были Виндзорами.
– Помнишь те деньки, Альма? – спросила Вероника.
Парикмахер фыркнула, фиксируя мою челку сбоку и закрепляя на макушке волнистый пучок.
– Милая, спустись с небес на землю. В девятнадцать ты была хороша как поздравительная открытка от «Холлмарк». Франческа же – «Сотворение Адама» [3] . Разные классы. Даже разные положения.
3
Фреска на потолке Сикстинской капеллы в Ватикане, написанная Микеланджело.
Я вспыхнула от смущения. Чувствовалось, что людям нравится на меня смотреть, но меня ужасало само представление о красоте. Красота обладала могуществом, но была переменчива. Красиво завернутый подарок, который однажды я непременно потеряю, поэтому мне не хотелось разворачивать его или соблазняться его привилегиями. Это лишь затруднило бы наше расставание.
Анджело – единственный, чьего внимания я бы сегодня хотела, когда появлюсь на бале-маскараде в Чикагском институте искусств. Темой торжества были боги и богини из греческой и римской мифологии. Я знала, что большинство женщин покажутся в образах Афродиты
В двадцать первом веке мое желание в девятнадцать лет заключить брак по расчету могло показаться глупым, но в Синдикате мы все подчинялись традициям. И так вышло, что наши обычаи прочно укоренились еще в начале девятнадцатого века.
– Что было в записке? – Вероника прикрепила к моей спине поверх платья пару бархатных черных крыльев. Оно было без бретелей, цвета ясного летнего неба, с ракушками из бесподобной голубой органзы. Сзади струился шлейф, растекаясь, как океан, у ног моих помощниц. – Ну в той, что для сохранности ты спрятала в корсете. – Она хихикнула, вдевая мне в уши золотые серьги в виде перьев.
– Это, – торжественно улыбнулась я, встретившись с ней взглядом в отражении, и положила руку на грудь, где покоилась записка, – начало оставшегося отрезка моей жизни.
Глава первая
– Не знал, что у Венеры были крылья.
Стоя на пороге Чикагского института искусств, Анджело поцеловал мою руку. Сердце екнуло, но я подавила бессмысленную досаду. Он всего лишь подтрунивает надо мной. Кроме того, сегодня Анджело был так ослепительно красив в своем смокинге, что я смогла бы простить ему любую оплошность, кроме хладнокровного убийства.
На бал мужчины, в отличие от женщин, надели смокинги и полумаски. Анджело дополнил свой костюм венецианской маской с золотыми листьями, которая почти полностью закрывала ему лицо. Наши родители стояли рядом и обменивались любезностями, внимательно изучая каждую веснушку и прыщик друг друга. Я не стала объяснять Анджело, что на мне костюм Немезиды. У нас еще будет время обсудить мифологию – целая жизнь. Мне лишь нужно удостовериться, что сегодня мы сможем найти подходящий момент для еще одного летнего «мгновения». Только на сей раз, когда он поцелует меня в нос, я подниму голову и скреплю наши губы и судьбу воедино.
Я – Купидон, посылающий стрелу любви в самое сердце Анджело.
– С нашей последней встречи ты стала еще прекраснее. – Анджело сжал ткань своего костюма там, где билось его сердце, делая вид, что покорен.
Все вокруг умолкли, и я заметила, что наши отцы заговорщицки переглянулись. Две могущественные, богатые итало-американские семьи с крепко установившимися связями. Дон Вито Корлеоне гордился бы.
– Ты видел меня неделю назад на свадьбе Джианны. – Я подавила желание облизнуть губы, видя, как Анджело не сводит с меня глаз.
– Свадьбы идут тебе на пользу, но еще больше тебе подойдет моя компания, – просто сказал он, отчего мое сердце гулко забилось, и обратился к моему отцу: – Мистер Росси, могу я сопроводить вашу дочь к столу?
Отец сжал мое плечо. Я довольно смутно ощущала его присутствие за спиной, поскольку меня поглотил густой туман эйфории.
– Держи руки так, чтобы я их видел.
– Всегда, сэр.
Мы с Анджело сплели наши руки, и один из дюжины официантов проводил нас к столу, накрытому золотистой скатертью и украшенному тонким черным фарфором. Анджело наклонился и прошептал мне на ухо: