Похитители грез
Шрифт:
Он закрыл окно и рванул вперед. Как только Серый Человек сдвинулся с места, его брат осторожно вывел и свою машину. Это был гладкий небольшой автомобиль-купе, нечто, что выглядело бы элегантным в Бостоне. Крышу исполосовали огни, как только он последовал вперед за Серым Человеком.
Стоянка грузовиков была лучшим и худшим местом, чтобы убить кого-нибудь. Потому что снаружи перегруженных камерами бензиновых заправок частенько имелась парковка для усталых водителей грузовиков, где они могли часок-другой урвать для сна. Иногда это была всего лишь площадка для десяти-пятнадцати фур.
Эта стоянка грузовиков занимала большую территорию, и Серый Человек повел машину брата к дальнему ее краю. Он остановился позади самой неряшливой из фур.
Вот и все.
Это действительно все.
Серый Человек каждой клеточкой кожи чувствовал, как его пронзают десять мечей.
Каждый серый день хотел его. Проще всего было бы просто сдаться.
The Kinks пели, что ночь темна, когда чувствуешь, что она должна быть таковой.
Купе подтянулся к белой Митсубиши, водительская сторона к водительской стороне. И он сидел внутри, невзыскательно и кротко глядя из машины. Он отрастил аккуратную бородку, которая каким-то образом подчеркивала приятный изгиб его густых бровей. Люди всегда считали, что у него дружелюбное лицо. Столько болтают, что у социопатов пугающие глаза, но только не у брата Серого Человека. Когда ему нужно было не выделяться, он умел их сделать теплыми и, как вы надеялись, хорошо знакомыми. Даже теперь, сидя в купе с этой улыбочкой, он выглядел как герой.
«Дин, мы просто попробуем одну штуку».
— Так-так, младший братец, — произнес брат Серого Человека. Он знал из многолетнего опыта, что только один этот голос парализовал бы Серого Человека. Как змея, он дал бы ему достаточно времени, чтобы переварить свою жертву. — Похоже, снова ты и я.
И голос оказал тот же эффект, что и всегда: губительный яд воспоминаний. В голове у Серого Человека промелькнуло десятилетие:
лезвие
порез
срез
жжение
удар острием
пятно
крик
Серый Человек взял пистолет с пассажирского сидения и выстрелил в своего брата. Дважды.
— На самом деле, — сказал он, — только один я.
Он надел перчатку из своего чемодана и переместил стикер с запиской со своего руля внутрь машины брата.
Затем врубил музыку, поднял окно и вернулся на магистраль.
Он ехал домой.
ЭПИЛОГ
Секрет — странная штука.
Существует три вида секретов. Один вид — про него все знают, и для него требуются как минимум двое.
Первый его хранит. Другой о нем никогда не узнает. Второй вид посложнее: когда хранишь тайну от самого себя. Каждый день тысячи признаний утаиваются от их потенциальных исповедников, от каждого из этих людей, чьи никогда не признанные самому себе секреты сводятся к двум простым словам: мне страшно.
А потом идет последний вид секретов, самый сокровенный. Секрет, о котором никто не знает. Возможно, об этом секрете было известно, но потом он канул в Лету. Или, может быть, эта непутевая загадка, заумная и неприкаянная, не была обнаружена, потому что её просто никто не искал.
Иногда, в крайне редких случаях, тайна остается нераскрытой, потому что она слишком большая, чтобы её мог вместить один разум. Она слишком странная, слишком объемная, слишком ужасающая, чтобы размышлять над ней.
У всех нас есть свои секреты. Мы либо сами их храним, либо от нас их хранят. Игроки либо игрушки. Секреты и тараканы — вот что останется нам в конце.
Ронан Линч жил со всеми видами секретов.
Его первым секретом был он сам. Он был братом лжецу и братом ангелу, сыном грёз и сыном их создателя. Он был воюющей звездой, полной бесконечных возможностей, но, в конце концов, пока он грезил в кресле автомобиля по пути в Барнс этой ночью, он создал только это:
Статья 7
Дополнительные условия:
После моей смерти моим детям разрешается доступ в "Барнс", однако они не могут поселиться там, не достигнув восемнадцати лет.
Потом, когда он проснулся, они все помогли усадить в машину Аврору Линч. И в тишине повезли её к месту с координатами GPS, отмеченными в журнале Гэнси.
Энергетический пузырь был полностью восстановлен. Он был раскидистым и загадочным, знакомым и жутким, грезившим и пригреженным. «Каждое дерево, — думал Ронан, — было голосом, который он, наверное, слышал прежде». И был Ноа, плечи опущены, рука поднята в примирительном взмахе. По одну сторону от него стоял Адам, держа руки в карманах, а по другую — Персефона, переплетя пальцы.
Когда они перенесли Аврору через границу, она расцвела, словно бутон розы. И когда она улыбнулась Ронану, он подумал, что Мэттью слегка похож на неё.
Она обняла его и произнесла:
— Цветы и вороны, — потому что она хотела, чтобы он знал, что она помнит.
Потом она обняла Мэттью со словами:
— Любимый мой, — потому что он был её любимчиком.
Она не сказала этого всего Деклану, потому что его здесь не было.
Вторым секретом Ронана был Адам Перриш. Адам переменился после заключения сделки с Энергетическим пузырем, став сильнее, таинственнее, отстраненнее. Сложно было не разглядывать необычные и изящные черты его лица. Он стоял в стороне, пока братья Линч возрождали свою мать, а затем он обратился ко всем:
— Я должен вам кое-что показать.
Когда заря окрасила кору деревьев в розовый, они последовали за ним глубже в Энергетический пузырь.
— Озеро исчезло, — сказал он. — Где рыба меняла свой цвет для Гэнси. Но теперь…
Рядом со спящим деревом озеро заменила наклонная и слоистая скалистая поверхность. Скала была покрыта бороздами и глубокими расщелинами, а самая глубокая из них рассекала камень и уходила в землю. Прохладная чернота манила к себе.
— Пещера? — спросил Гэнси. — Насколько глубокая?