Похитители грез
Шрифт:
Ронан ответил:
— Не такой уж ты вор сегодня.
— Некоторыми ночами, — сказал Кавински, лыбясь во все зубы, — ты просто берешь. Значение соглашения преувеличивают.
Ветви затряслись над ними обоими. Гроза собиралась и прогрохотала, близко и реально, реально, реально.
— Ты не должен этого делать, — произнес Ронан.
— Больше ничего нет, старик.
— Есть реальность.
Кавински рассмеялся, услышав это слово.
— Реальность! Реальность — это то, что нагрезели
— Реальность — место, где есть другие люди, — заметил Ронан. Он распростер руки. — Что здесь, Кей? Ничего! Никого!
— Только мы.
Это заявление, усиленное грёзой, с трудом поддавалось пониманию. «Я знаю, что ты», — сказал как-то Кавински.
— Этого недостаточно, — ответил Ронан.
— Чувак, только не говори «Дик Гэнси». Не произноси этого. Он никогда не будет с тобой. И не говори мне, что тебя не заносило на эту дорогу, старик. Я в твоей голове.
— Гэнси для меня значит не это, — сказал Ронан.
— Ты не сказал, что тебя не заносило в этом направлении.
Ронан хранил молчание. Гром ворчал у него под ногами.
— Нет, не сказал.
— Мужик, это еще хуже. Ты, правда, типа его карманной собачонки.
Никакая, даже крошечная часть этого заявления не ужалила Ронана. Когда Ронан думал о Гэнси, он вспоминал переезд на Фабрику Монмаут, ночи за компанию, проведенные с бессонницей, лето в поисках короля, Гэнси, расспрашивающий Серого Человека о его жизни. Братья. Ронан ответил:
— Жизнь — это не только секс, наркота и тачки.
Кавински поднялся. Колючки, впившиеся в его ноги, углубились в штанины. Его глаза под тяжелыми веками уставились в глаза Ронана, и тот подумал обо всех случаях, когда он смотрел через стекло своего БМВ и видел Кавински, глядящего в ответ. Незаконные острые ощущения. Уверенность, что Кавински никому не позволял рассказывать себе, кем он был.
— Моя такая, — сказал Кавински.
Он посмотрел на лес. Подняв руку, он щелкнул пальцами точно так же, как на своем первом фейерверке. Деревья закричали.
Или закричало что-то, что там материализовал Кавински. Звук разрывал Ронану позвоночник. Звучало так, словно у его уха кто-то хлопал в ладоши. Биение воздуха. Что бы ни приближалось, оно было огромным.
Деревья мерцали и плакали, прогибались, вспыхивали и гасли. Уже исчерпанная энергетическая линия была в рытвинах и почернела. Ничего не осталось. Кавински вбирал все, чтобы создать своего нагрезенного зверя.
— Ты не должен этого делать, — повторил Ронан.
Это был огненный шар. Взрыв в полете. Это был дракон и костер, преисподняя и зубы. Разрушенная Митсубиши превратилась в живое существо.
Когда существо снизилось, оно широко распахнуло пасть и закричало на Ронана. Не тот звук, который Ронан слышал раньше. Это было ревущее шипение огня, смоченного водой. На плечо Ронана посыпались дождем искры.
Он чувствовал, как дракон ненавидел его. Как дракон ненавидел и Кавински.
Как это существо ненавидело мир.
И оно было таким голодным.
Кавински взглянул на Ронана своими мертвыми глазами:
— Попробуй догнать, Линч.
А после оба они, он и дракон, исчезли.
Кавински проснулся и забрал дракона с собой.
Скорей. Если Адам с Персефоной не были бы уже в точке последней энергетической схватки, то они бы не нашли её. Потому что, пока они стояли здесь во тьме, пялясь на большое, плоское рукотворное озеро, энергетическая линия умерла внутри Адама.
«Кавински», — сразу же подумал Адам. Он знал это, как тело, которое бросили, знало, что неминуемо последует падение. И умственное, и физическое. Точно так же он был уверен ранее, что Ронан был причиной их спешки.
И вот оно.
Ронану необходима энергетическая линия. Она была ему необходима прямо сейчас. Времени не было. Но энергетическая линия была мертва, и Энергетический пузырь не отзывался внутри Адама. Все, что у него осталось, это плоское черное зеркало, машина, полная камней, и мешочек с картами, которые больше ничего ему не говорили.
— Что нам делать? — спросила его Персефона. Где-то вдали подвывал фейерверк, словно угроза, словно бомбы.
— Ну, я без понятия. — Он выбросил руку в сторону карт. — Вы же экстрасенс! Вы разве не можете заглянуть в карты? Для меня они ничего не значат без энергетической линии!
Над головой грянул гром; молния пронзала облако за облаком. Энергетическая линия даже не трепыхнулась под ногами Адама. Кавински нагрезил нечто огромное, а Ронану не с чем было работать
Персефона парировала:
— Ты Маг или нет?
— Нет! — не раздумывая, ответил Адам. В нем ничего не осталось. Линия была мертва, как и все остальное. — Энергетический пузырь делал меня им.
Глаза Персефоны отражали неподвижность воды рядом с ними.
— Твое могущество, Адам, не в других людях. Оно не в других вещах.
Никогда в своей жизни Адам не был могущественным.
— Быть Магом не значит быть всесильным, когда у тебя что-то есть, и бесполезным, когда у тебя ничего нет, — продолжала Персефона. — Маг видит вне и находит связи. Маг может создать что-нибудь волшебное. Все, что угодно.
Он страстно пожелал, чтобы линия под его ногами вернулись к жизни. Если он сможет уловить хотя бы намек на это, возможно, сможет уцепиться за подсказки и понять, как восстановить этот последний участок. Но энергетическая линия не отзывалась. Совсем.