Шрифт:
Глава 1
Предупреждаю: все, что вы будете читать, – это неупорядоченная мешанина обрывков безо всякой последовательности и вопросов без ответов. И не ждите, что в конце получите простое и удобное объяснение всего происшедшего, что все вопросы найдут разрешение. От меня, во всяком случае, не ждите. Потому что я как раз не могу сказать, что же случилось на самом деле или почему и как все это началось и кончилось, да и кончилось ли вообще. Так что если вам такое не по вкусу – лучше и не начинайте читать. Я могу рассказать только то, что знаю.
Для меня это началось около шести вечера, в четверг, 13 августа 1953 года, когда
Поэтому, когда я услышал легкий стук в запертую дверь кабинета, мне остро захотелось постоять вот так, не шевелясь, пока тот, кто стучит, не уйдет восвояси. Медсестра моя уже убежала домой – подозреваю, что наперегонки с последним пациентом – и я задержался на какое-то время со стаканом в руке, делая вид, что не намерен отвечать на непрекращающийся стук. До темноты было еще далеко, но уже сгущались сумерки. Зажглось несколько неоновых реклам; Мейн-стрит была безлюдной, в шесть тут все поголовно обедают, и меня снова обожгло чувство одиночества и печали.
Стучать не переставали, поэтому, поставив стакан на стол, я открыл дверь и замер с идиотским видом: на пороге стояла Бекки Дрисколл.
– Привет, Майлз! – она улыбнулась, довольная удивлением и радостью, которые были написаны у меня на лице.
– Бекки, – пробормотал я, отступая в сторону, – рад тебя видеть. Заходи! – Я довольно усмехнулся, пропуская Бекки через приемную в кабинет. – Это что, – спросил я, прикрывая дверь, – визит к врачу?
Мне было так приятно ее видеть, что я испытывал радостный подъем и возбуждение.
– Эту неделю мы занимаемся аппендиксами, – весело сообщил я, – так что если надо…
Она ответила ухмылкой. Фигура у нее все такая же замечательная, отметил я про себя, шагая сзади. Вообще тело у Бекки прекрасное, правда, некоторые женщины считают, что у нее слишком широкие бедра, но ни один мужчина так не скажет.
– Нет, – Бекки остановилась у стола и повернулась ко мне, – мне врач не нужен.
Я поднял стакан, рассматривая его на свет.
– Я тут пьянствую целыми днями, как всем известно. Особенно в дни операций. И каждый посетитель должен выпить со мной, ты как, не против?
Я чуть не выронил стакан, потому что Бекки вдруг разрыдалась. Глаза ее наполнились слезами, она закрыла лицо ладонями и резко отвернулась, подрагивая плечами и тяжело всхлипывая.
– Глоток не помешает, – едва выдавила она из себя.
– Садись, – произнес я самым ласковым тоном, и Бекки обессиленно упала в кресло у стола. Я вышел в препараторскую и не спеша приготовил еще коктейль, потом вернулся и поставил стакан перед девушкой. Сделав это, я умостился напротив нее на вращающемся стуле; когда Бекки подняла взгляд, я просто кивнул ей, указывая на стакан, и немного отпил из своего. Я ободряюще улыбался Бекки, давай ей время овладеть собой. Теперь я мог внимательно присмотреться к ней. Лицо было то же самое – привлекательное, четко очерченное, те же ласковые и умные глаза, которые сейчас слегка покраснели, те же чуть припухлые красивые губы. Волосы были немного не такие, как прежде, возможно, она их подрезала – вообще-то они оставались того же темно-коричневого, почти черного цвета, такими же густыми и жесткими, но слегка курчавились, чего я раньше не замечал. Безусловно, она изменилась: сейчас ей было уже не восемнадцать, а далеко за двадцать, и на столько она и выглядела. И все-таки это была та же девушка, которую я знал в школе; мы с ней немного встречались, когда я был в выпускном классе.
– Как здорово снова видеть тебя, Бекки, – сказал я, приветливо улыбаясь. Потом поднес стакан к губам и зажмурился. Я хотел, чтобы она начала говорить о чем-то другом, а потом уже перешла к своим заботам.
– Рада видеть тебя, Майлз, – Бекки глубоко вздохнула и поудобнее устроилась в кресле со стаканом в руке. Она поняла мое намерение и ничего не имела против. – Помнишь, ты как-то зашел за мной? Мы собирались на танцы, и у тебя на лбу была эта надпись…
Я это помнил, но вопросительно поднял брови.
– У тебя на лбу было написано «МБ любит БД» то ли красными чернилами, то ли помадой. Ты настаивал, что так и будешь танцевать. Я чуть не устроила скандал, пока ты не стер надпись.
Я осклабился.
– Ну да, помню. – Тут мне кое-что пришло в голову. – Бекки, я слышал о твоем разводе. Сочувствую.
Бекки кивнула.
– Ничего, Майлз. И я о твоем слышала. Тоже сочувствую.
Я пожал плечами:
– Похоже, мы с тобой друзья по несчастью.
– Да. – Она изменила тон. – Майлз, я пришла насчет Вильмы. – Вильма была ее двоюродной сестрой.
– В чем дело?
– Не знаю. – Бекки некоторое время всматривалась в стакан, потом подняла глаза на меня. – У нее… – Бекки заколебалась: никто не любит называть такие вещи вслух, – …ну, я думаю, ты назвал бы это галлюцинацией. Ты знаешь ее дядю Айру?
– Конечно.
– Майлз, она уверила себя, что это не ее дядя.
– Как это? – я отхлебнул из стакана. – Он что, на самом деле ей не родственник?
– Нет, нет, – она нетерпеливо покачала головой. – Я хочу сказать, она считает, что он… – Бекки пожала плечами, – самозванец, что ли. Некто, только внешне похожий на Айру.
Я удивленно уставился на Бекки. Это было непонятно: Вильма выросла у своих тети с дядей.
– Она что, не может отличить?
– Нет. Она говорит, что этот выглядит точь-в-точь как дядя Айра, точно так же разговаривает и ведет себя. Она только знает, что это не Айра, и все. Майлз, меня это очень пугает. – Слезы снова навернулись ей на глаза.
– Не забывай, – пробормотал я, кивая на ее стакан и хорошенько отпивая из своего. Откинувшись в кресле, я задумчиво уставился в потолок. Вильма славилась своей рассудительностью. Лет ей было около тридцати пяти, она была некрасивая – краснощекая, коротконогая и полноватая, но с хорошим характером. Вильма так и не вышла замуж; я убежден, что она не возражала бы, уверен, что из нее вышла бы прекрасная жена и мать, но вот не судилось. Заведуя городской библиотекой, она еще держала магазинчик поздравительных открыток, надо сказать, у нее все очень здорово получалось. Во всяком случае, она зарабатывала себе на жизнь, что не так просто в маленьком городке. Вильма не стала ни злюкой, ни занудой, у нее был острый, несколько скептический склад ума, она знала, что к чему, и не обманывала себя. Я не мог себе представить, чтобы Вильма позволила какой-то душевной неустроенности овладеть собой, но как знать… Я взглянул на Бекки.