Похитители
Шрифт:
Я вновь позвонила Сэму и объяснила, как найти дом. Он немедленно выехал в Сур, чтобы успеть добраться засветло.
Дек. 14
Четыре дождливых дня подряд. Я изо всех сил стараюсь не обращать внимание на грипп, но боюсь, в конце концов он все же одолеет меня.
Дек. 18
Если пролежу в постели хотя бы еще одну минуту, то сойду с ума. Дев проторчал дома почти все время после обеда. Мы здорово действуем друг другу на нервы. Я могу кое-как терпеть запущенную квартиру, но не Дева в ней.
Сейчас послала его за чем-то в магазин, а сама тем временем пытаюсь навести хоть какой-то глянец на старую запущенную квартиру. Меня здорово кидает из стороны в сторону, из носа течет ручьем и так далее, но я готова на все, что угодно, лишь бы не лежать в постели. Эта болезнь расстроила мне все планы (я собиралась на Рождество поехать домой). А теперь еще вдобавок ко всему придется сидеть по шесть часов в день в библиотеке все каникулы, чтобы наверстать упущенное. Веселенькие, очень веселые каникулы!
Около пяти позвонила очень встревоженная Филисия и спросила, знаю ли я, где Сэм? Продолжение следует.
Дек. 20
Вчера, слава Богу, выглянуло солнце, и подул ветерок. Стало почти тепло. Короче, прекрасная погода для поездки. К счастью, мне недолго пришлось уговаривать Дева. Мы помирились и опять стали друзьями. Чистый морской воздух прочистил мои больные легкие и нос. Удовольствие портила только сильная тревога о Сэме Холланде, Блудном Мальчике.
Домик на берегу оказался заперт. Ключ лежал, как обычно, в маленьком водонепроницаемом ящичке, зарытом в песок между двумя соснами. Воздух в доме был спертый, словно его не открывали много дней. В доме царила безупречная чистота и порядок. Было ясно, что Сэм уехал, но мы все равно решили побродить по дому. Не знаю, что мы надеялись найти — может быть, кровь в раковине. (В одной из ванных комнат в раковине мы на самом деле нашли три засохших капельки крови. Сэм, наверное, порезался бритвой и не заметил пятен, когда перёд отъездом наводил порядок.)
Дев вышел на улицу и вскоре вернулся со странным лицом. В южном дворике он нашел мертвую чайку. Птица была так сильно истерзана, словно на нее напал какой-то дикий зверь. Дев нашел лопату и зарыл останки… Он очень трогательно относится к птицам и животным. Закопав чайку, Дев долго тер запачканное место во дворике песком и жесткой щеткой.
Во время поездки я почти убедила себя, что мы найдем Сэма, очарованного Биг Суром. Я представляла, как он бродит по берегу или сидит и греется на солнце, совершенно забыв, какой сегодня день. Найдя пустой дом, я даже не знала, что и подумать. Особое беспокойство Филисии вызывало то… не говоря уже о долгом молчании… что несколько дней назад Сэм неожиданно отменил все свои дела на Западном Побережье. Лекционное бюро также не знало, где он сейчас находится. Им он никак не объяснил неожиданную перемену в планах.
Мы поехали в Кармел пообедать. В конце концов Дев произнес вслух то, о чем мы оба думали. Необходимо поехать к заместителю шерифа округа Монтерей и заявить об исчезновении Сэма Холланда. Места здесь совсем дикие, и с человеком может произойти, что угодно. Сэм, конечно, мог постоять за себя, если бы на него кто-нибудь напал, но он мог просто упасть в один из каньонов и сломать ногу или еще что-нибудь в этом же роде. Или, скажем, зашел в воду, не рассчитал силы, забыл о течении и…
Я с радостью нашла ошибку в рассуждениях Дева. Если с Сэмом что-то случилось, то куда исчезла его машина?
Дев все равно настаивал на том, чтобы заявить об его исчезновении, а это автоматически означало бы газеты. Я не могла заставить себя поверить, будто с Сэмом могло случиться что-нибудь серьезное. Потом, однако, вспомнила о выстреле в Лаббоке, и моя уверенность поколебалась. Но я все равно не думала, что нам следует обращаться в полицию и тем самым способствовать появлению имени Сэма на первых страницах газет только потому, что он не давал о себе знать несколько дней.
Перед наступлением сумерек мы вернулись в Сур и отправились гулять по берегу. Бродили до тех пор, пока не стемнело и ничего нельзя было увидеть, кроме холодного прибоя. Гуляли молча, в словах не было надобности. Это было наше место, здесь мы полюбили друг друга. Позже вернулись в дом, Дев собрал ветки и развел в камине огонь. Мы сидели рядом, касаясь пальцами и коленями, и пили подогретый эль. Почти час мы соблазняли друг друга глазами. Сначала прогулка на холодном ветре и пенистый прибой, потом обжигающий огонь, как раз нужное количество теплого эля и оргия ожидания и предвкушения наслаждения… Когда в конце концов мы занялись любовью, завернувшись в одеяло, все произошло на удивление быстро. Прошло каких-то полминуты, а я уже отключилась в объятиях Дева.
Проснулась я от шума: ветер сорвал ставню и колотил ей. Огонь в камине погас, и только несколько причудливых красных ниток все еще продолжали цепляться за стены из серого пепла. Дев по-прежнему обнимал меня. Я знала, что он ни на минуту не сомкнул глаз.
— Собираюсь заняться живописью, — неожиданно сообщил он.
Вот так просто взял и сказал об изменении своих жизненных планов. И это в то самое время, когда ему оставалось меньше года до получения докторской степени по ядерной физике.
Я знала, что Дев говорит не о простом увлечении, которым собирается заниматься в свободное время. Когда мистер Кауфман решает чем-нибудь заняться, он забывает обо всем остальном и занимается только выбранным делом. В пятнадцать лет он решил стать гроссмейстером и на полтора года забыл обо всем на свете, кроме шахмат. Дев даже перестал ходить в школу, правда, его никто и не заставлял ходить туда, поскольку к пятнадцати годам он полностью прошел программу первого года обучения в колледже.
Через полтора года произошли два события. Во-первых, Дев обнаружил, что не обладает той крайней степенью фанатизма, необходимого, чтобы стать лучшим в мире шахматистом. А во-вторых, он сделал большое открытие: оказывается, на свете существовали девушки. Поэтому Кауфман бросил шахматы и сейчас никогда в них даже не играет.
В девятнадцать, после окончания колледжа, Дев взялся за гоночные машины формулы 7. Сейчас он мог бы стать лучшим в мире гонщиком… или его бы не было в живых… но авария, после живописного рассказа о которой у меня волосы встали дыбом, на пару месяцев приковала его к больничной койке. После аварии у него так сильно испортилось зрение, что он никогда не смог больше сесть за руль гоночной машины.
«Давай не будем сейчас говорить об этом», — попросила я.
Но Дев и не собирался говорить об этом. Его вовсе не интересовало мое мнение. Он уже все решил и не собирался ничего со мной обсуждать. Дев Кауфман всегда все решал за других.