Поход без привала
Шрифт:
Застрявшие автомашины — еще полбеды. Рано или поздно их удастся протолкнуть к передовой. А разбитую технику не вернешь. Искалеченные бомбами грузовики, орудия, подбитые танки — Павел Алексеевич мрачнел при виде их. А сколько лошадей погубили фашистские летчики! При появлении самолетов обозники и артиллеристы убегали с дороги, а лошади гибли от осколков, от пулеметных очередей.
Особенно жаль могучих артиллерийских коней. Где их возьмешь теперь? Вместо них батарейцы впрягают верховых лошадей, привыкших ходить под седлом. А это совсем
Сколько раз докладывал Павел Алексеевич в штаб Фронта о потерях от авиации. Ему сообщили, что прикрывать кавалеристов должна 28-я авиадивизия. Но она базировалась где-то далеко в тылу.
Всю ночь «Змей» пробивался на запад. Утром добрались наконец до железнодорожной станции Лихвин. Генерал обратил внимание — на улице много военных, слоняются без дела, даже гармошка где-то пиликает, несмотря на ранний час. Во дворах, у коновязей, видны лошади.
Подозвал встречного бойца, спросил… Оказывается, в Лихвине третьи сутки стоит Белозерский полк 1-й гвардейской кавдивизии. Что за чертовщина? Генерал Баранов прошел уже севернее Козельска, приближается к Юхнову, а белозерцы развлекаются в глубоком тылу! Вон во дворе гвардеец приспособился пилить дрова с молодой хозяйкой…
Справедливости ради сказать — служба в полку налажена. Павел Алексеевич еще осмотреться не успел, а подполковнику Данилину уже сообщили о приезде генерала. Встретил Белова на улице, доложил коротко, четко.
Вошли в дом, где жил Данилин. В комнате тесно от множества ящичков с яркими этикетками, от больших оплетенных бутылей с вином. Коньячные бутылки разных форм и размеров стояли повсюду: на окнах, на столе и даже под лавками. Грудами лежали консервные банки, головки сыра, шоколад, еще какие-то продукты.
— Что за гастроном?
— Трофеи дивизии, — пряча улыбку, ответил Данилин. — Захватили на станции эшелон с легковыми автомобилями и вагоны с рождественскими подарками. Немцам из Германии привезли. Бойцы у нас отощали, теперь отъедаются. А спиртные напитки я взял под личное наблюдение.
— Неплохо живете, — усмехнулся Белов.
— Как на курорте, — подтвердил Данидин.
Слова его прозвучали вызывающе) а что, дескать, разве не заслужили? Павел Алексеевич сделал вид, будто не обратил внимания. Снял шинель, потер холодные руки:
— Рюмку коньяка с дороги неплохо. Я умоюсь, а вы не сочтите за труд — распорядитесь насчет завтрака.
Павел Алексеевич знал Данилина давно, еще по мирному времени. Был на штабной работе, вырос до командира полка. Отличился в боях, особенно под Каширой. Но подталкивать его надо.
Формально Данилин сейчас прав. Он выполняет приказ генерала Баранова, который оставил белозерцев в своем резерве — прикрывать фланг и охранять трофеи. Но о каком фланге теперь речь, если фронт отодвинулся далеко на запад?..
За стол сели вдвоем — Павел Алексеевич не хотел, чтобы кто-нибудь присутствовал при разговоре. Коньяк оказался первоклассный, французский.
— Отдыхаете, значит?
— В резерве находимся, товарищ генерал. И приводим себя в порядок. Перед Одоевом нам отдыха не дали, полк впереди действовал.
— Дивизия ваша, гвардии подполковник, на восемьдесят километров вперед ушла. Какой же вы резерв?! За двое суток до фронта не доберетесь!
— Так точно, товарищ гвардии генерал-майор! Я все понимаю. — Данилин слегка бравировал, чувствуя неуязвимость своих позиций. — Но что делать? Командир дивизии не отдавал другого приказа.
— А как он отдаст? Радиосвязи нет, по сугробам к вам не скоро доскачешь.
— Этого я не знаю.
— А то, что полки с боями вперед идут, это вы знаете?
— Конечно. Мой полк тоже до самого Лихвина так шел.
— Мы вот с вами за столом прохлаждаемся, а ваш друг Аркадий Князев лежит со своими эскадронами где-то на снежном поле под немецким огнем. Люди гибнут, и сам он, может быть, уже кровью умылся. А помощи нет, некому на немцев с фланга нажать. Вспоминает, наверно: где там застрял Данилин с полком? Скоро ли на выручку подоспеет?
У подполковника белым стало лицо; глаза удивленные, злые. Медленно поднялся он со скамьи.
— Я не трус… Вы меня в бою видели!
— Видел. Сядьте, — ладонью хлопнул Белов по столу. — Трусов под суд отдаю, с ними говорить нечего. У вас другое. Отсутствие разумной инициативы — вот как это называется. Если ваш полк продвинется на пятьдесят километров вперед — хуже это для дивизии или лучше?
— Не знаю. Мое дело выполнить приказ. А здесь мы не прохлаждаемся. Мы людьми до штата пополнились, коням отдых дали. В дивизии теперь свежий полк. Может, Баранов и хотел этого.
— Какие вы у меня грамотные, — со вздохом произнес Белов. — Ну, налей посошок на дорожку.
Выпил, поморщился. Искоса взглянул на командира полка.
— Вижу, стыдно тебе, Данилин. Трофеи тебя приковали.
— Застыдишься, товарищ генерал, если по-вашему рассуждать.
— А ты по-своему рассуди, подумай как следует…
Пока Белов собирался в путь, подполковник несколько раз выходил из комнаты, разговаривал о чем-то с Михайловым, отдавал распоряжения. Когда Белов стоял уже возле двери, задал вопрос:
— Товарищ генерал, я понял так: приказ командира дивизии вы отменяете? Полк поднят по тревоге, сейчас выступаем.
— Желаю успеха. До встречи на передовой.
Белов распахнул дверь и вышел в холодные сени. Вездеход ожидал у самого крыльца. Водитель зябко ежился и позевывал после короткого сна. Адъютант Михайлов был явно не в настроении. Негромко ворча, возился в углу кабины. Там что-то стукало и позванивало всякий раз, когда вездеход встряхивало на ухабах.
— Осторожней, — сказал Михайлов водителю. — Бутылки перебьешь.