Поход Ермака
Шрифт:
— И то, правда твоя, Василь Тимофеич, — согласился Строганов. — Молодцы вы, што и говорить. По гроб жизни буду тебя благодарить с твоей ратью… Небось, и на самого Кучумку не побоятся пойти они…
— И на Кучумку пойдут, дай срок, пущай тольки покажется к нам сюда хан Казацкий (кайсацкий), царевич Махмет-Кул, што ли, — мы его разуважим. Верно ль говорю я? — блеснув взорами произнес Ермак.
— Верно! Верно! Правда твоя, атаман-батька! — отозвались голоса сидевших за столом есаулов.
— Верно! — помимо воли вырвалось звонким тенором и из груди Алеши.
Этот звонкий детский голос заставил обернуться
Быстрым ястребиным взором окинул атаман Алешу.
В своем голубом, шитом золотом кафтане, подарке Мещеряка, юный князек был чудо хорош собой. Его синие глаза так и искрились, восхищенным взором впиваясь в лицо атамана. Острый взгляд последнего в свою очередь так и вонзился в него. Казалось, этот взгляд проник в самую душу Алеши. А он, словно зачарованный, не сводил глаз с Ермака.
Пытливые глаза казачьего батьки-атамана вдруг неожиданно смягчились, засияли лаской.
— Подрастает соколенок… Крылья никак чует… Слышь, Мещеря, отдай мне парнишку твоего… Я его лихим казаком сделаю. Хошь ко мне, князенька, а? — ласково кинул Алеше Ермак.
Что— то, словно птица, затрепетало в груди мальчика. Какая-то жгучая радость после стольких печалей и мук вошла ему в сердце. Еще неудержимее потянуло его к этому мощному человеку, распоряжавшемуся столькими жизнями людей.
— Хочу! — хотелось без удержу крикнуть в голос Алеше. Он уже открыл было рот и… неожиданно встретил на себе затуманенные очи Мещеряка.
— А как же я, князенька? Аль меня кинешь? — тихо шепнули губы Матвея.
— Не кину! В жизнь не кину тебя! Ты мне ровно братец любимый! — тихо, но горячо и пылко вырвалось из груди мальчика. — А только… только вот што, Матюша, — зашептал он, тут же ближе придвигаясь к своему другу. — Что, ежели попросить нам атамана к себе обоих нас взять? — весь вспыхнув, как маков цвет, заключил княжич Алеша.
— Ладно, князек! Возьму к себе обоих! Оба у меня вроде как бы оружничьими будете… Согласны? Што ль? — ласково обдавая своим искрометным взором Мещеряка и Алешу, спросил Ермак.
— Согласны! Вестимо, согласны! — отвечал за обоих Матвей, в то время, как юный князек только сверкнул радостно заблестевшими глазенками.
— Слушай, паря, — уже серьезно проговорил Ермак, снова обратившись к Алеше, — тебе на пиру с нами молодцами бражничать как быдто не пристало. Млад ты годами для того, и от медов сыченых, не токмо што от фряжских вин, голова у тебя кругом пойдет. Видал я в оконце, как на лужайке девки красные молодую хозяйку веселят. Може дозволит тебе Семен Аникич в горелки с ими побегать да хороводы поводить? А? Дозволишь што ль, хозяин-светушка?
— обратившись к Строганову, попросил Ермак.
— Пущай идет. Ему, дитяти, куды веселее побегать, нежели с нами в душной горнице пировать, — ласково произнес тот, погладив кудрявую голову Алеши. — Ступай, паренек!… Очи, што звезды! Взор чистый, правдивый… Дорого бы я дал, штоб рану его сердешную залечить… Дорого бы дал, штобы не случилось того, отчего осиротел в конец мальчонок этот, — задумчиво произнес Ермак, глядя в след Алеше, пока статная, красивая фигурка мальчика не скрылась за дверью. — Не терплю я боярского отродья, ни высоких бар, а этот князек-сиротинка, помимо воли, так в душу и лезет со своим ясным лицом пригожим да с очами синими, смелыми, — добавил он тихо
Услышав последние слова атамана выпрямился Матвей, тряхнул кудрями, молодецки расправил грудь и, обведя круг пирующих загоревшимся взором, начал низким и сильным баритоном всем пирующим хорошо знакомую песню:
Атаман говорил донским казакам,По имени Ермак Тимофеевич:А вы, гой еси, братцы, атаманы казачиеНе корыстна у нас шутка зашученаИ как нам за то будет ответствовать?В Астрахани — жить нельзя,На Волге жить — ворами слыть,На Яик идти — переход велик,В Казань идти — Грозен царь стоит,Грозный царь, государь Иван Васильевич;В Москву идти — перехватанным быть,По разным городам разосланным,По темным тюрьмам рассаженным,Пойдемте мы в жилья к Строгановым,К тому Семену свету Аникиевичу…Хорошо запевал Мещеря, хорошо пели казаки, подхватившие из соседних горниц знакомый припев.
В такт песни звенели серебряные чарки и кубки, наполненные искрометным вином.
Строгановы, дядя и племянники, низко кланялись, благодаря за песню. Пир с каждой минутой делался все шумней и шумней…
— Ишь, распелись!… Гляди, до утра протянется пирное столованье! Я уж дважды туда сбегала. Из оконца хорошо видать-то и всех разбойников, и атамана ихнего… — так говорила веселая Агаша, попрыгунья и затейница, рассказывая сгруппировавшимся вокруг качелей девушкам как хорошо разглядела она пировавшую вольницу.
— А у самого-то, у атамана, значит, — захлебываясь и воодушевляясь говорила шалунья, — глаза, што твои уголья, так пламя и мечут, так и мечут…
— Ой, страшно, девоньки! Небось, не единожды руку в человеческой крови омыл! — трусливо сжимаясь прошептала Домаша.
— Тссс! Нишкни, глупая! — прикрикнула на нее Танюша, — нешто можно о том говорить! Коли услышит дядя — беда! Гляди-тка, с честью какою крестненький его принимает!… Ровно боярина-князя, ни дать, ни взять царского посла.
— А все ж крови на ем много! — заметила Машенька, и глаза ее пугливо покосились в сторону хором, откуда неслись песни и крики.
— Крови? А на ком ее нет? — запальчиво подхватила Таня. — Вона на Москве, бают, рекой льется она… И не от руки разбойничьей, а от царевой, прости, Господи, руки. Бают люди, все боле да боле невинной там крови льется! А он, атаман этот, зря не зарезал еще никого… Бают люди, на богачей, бояр да воевод налетят они, бывало, всей ватагой и откупа спросят: коли откупятся данью, значит проезжай дале, а нет, — не погневись. Мне дядя сказывал! — оживленно заключила свою речь девушка.
— А все же разбойник он! — не согласилась Машенька.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
