Поход на Царьград
Шрифт:
Капюшон оказался кстати, потому что накрапывал дождь и с моря тянуло пронзительным ветром.
Лохаг дошёл до рынка и тихо, не обращая внимания на сырость и холод, стал спускаться к морскому порту.
«Разве это справедливо? — задал себе вопрос лохаг. — Я у сундука как собака, а содержимое» его и в глаза не видел: ключи-то у Константина. А впрочем, чего же ты хочешь? Пёс и должен сторожить. А какие ценности?… Никому и в голову не придёт знакомить пса с ними. Зачем? Но ведь то собака, а я человек, которому не всё равно. И даже наоборот…»
Зевксидам ускорил шаги, потому что увидел человека, стоящего у скалы, в таком же широком, как у
— Все в порядке? — спросил Зевксидам.
— Да, командир… Только вот погода, чёрт бы её подрал… Ветер на море захлёстывает волнами лодку, так что пока добрался сюда, в ней набралось полно воды.
— Нам ли бояться воды и ветра?! — Зевксидам с усмешкой посмотрел на матроса.
Они сели в лодку и, правда, не без труда достигли через некоторое время диеры. По уже спущенному верёвочному трапу поднялись на палубу и, прячась за надстройками, бесшумно юркнули вниз. Около двери одной из кают остановились.
Зевксидам жестом руки отпустил матроса и постучал по медной табличке с выгравированном на ней надписью «Капитан Ктесий».
— Войдите, — последовало из-за двери приглашение.
Ктесий ждал лохага, он был одет в латиклаву [73] с коротким мечом, висевшим на кожаной перевязи через плечо; на столе стояла большая гидрия с вином, в мисках лежали куски холодного варёного мяса. Увидев всё это, Зевксидам воскликнул:
— Хорошо живете, Ктесий! Вино, мясо, может быть, на судне найдутся и женщины?…
73
Латиклава — туника с широкой пурпурной полосой.
Трогая будто нечаянно рукой акинак [74] , Ктесий, сверкнув глазами, ответил вопросом на вопрос:
— Лохаг, ты хочешь сказать, что на корабле мы забываем про службу?…
— Я бы, кстати, с удовольствием сейчас забыл про неё.
— У вас на берегу сделать это проще простого. Там не качают волны, не скрипят трюмовые перегородки и не стонут и не бормочут во сне невольники. На рынке продают отменное вино, такое, как это, — капитан показал на гидрию, — а в лупанаре Асафа — на ночь красивых женщин. Есть одна — Малика… Хороша!
74
Акинак — короткий византийский меч.
— О, я вижу, Ктесий, ты на «Стреле» не живёшь затворником, — улыбнулся командир велитов.
— Садись, выпьем и поедим, а потом поговорим о деле, — предложил капитан.
Вино действительно было отменным, мясо, начинённое чесноком, вкусно хрустело на крепких, как у волка, зубах Зевксидама. Он пил, жевал, поглядывал на Ктесия, старался по его виду определить, о чём он думает, потом сказал:
— Константин и его верный раб Леонтий поехали в Керк, это город в тридцати римских милях от Херсонеса. Так мне, по крайней мере, говорили, капитан…
Тебе только говорили, а я сам ходил по его древним развалинам. Это случилось два года назад, в то плавание сюда, когда патриарх Игнатий просил меня ещё раз встретиться с Асафом.
А хазарин ездил туда на поминки своей дочери, подозрительно
— Так ты тоже выполнял задание Игнатия? — удивился Зевксидам.
— И не раз… Ну вот мы почти и стали говорить с тобой о деле, лохаг. Только мне бы хотелось начать наш разговор вот с чего… Ты сейчас сказал, что Леонтий — верный раб философа. То, что он раб, — это не так, верный — да, но человек… И человек умный, смелый, да и в силе вряд ли тебе уступит.
Зевксидам оторвался от еды, удивлённо посмотрел на Ктесия — странное какое-то начало у этого разговора…
Капитан положил ему на плечо свою загорелую волосатую руку.
— Успокойся, командир, это к тому, что мы тоже должны быть умными и смелыми в том деле, которому служим… Я не говорю о силе, сила у нас пока ещё есть… Мне Малика говорит об этом всегда, когда я провожу с ней время… — и Ктесий захохотал снова, подливая вино в серебряную чашу Зевксидама с изображением грифона. — Видишь это сказочное животное — полульва-полуорла?… А мы должны быть или орлами, или львами. Грифоны могут существовать только в легендах и сказках, в жизни бы им пришлось тяжело. От раздвоения силы и мыслей…
— Ты, Ктесий, умный человек, и мне приятно вести с тобой беседу, — похвалил Зевксидам.
— Хорошо… — сразу посерьёзнел капитан. — Судя по тому, с каким усердием Константин взялся за поиски мощей святого Климента, мы не тронемся к хазарам до тех пор, пока он их не найдёт. Я много слышал от своих друзей в Константинополе о характере философа и знаю — так это всё и будет. Значит, у нас есть ещё время предпринять что-то такое, чтобы опорочить Константина в глазах царедворцев… — «А если надо, то и убить!» — про себя подумал Ктесий, но вслух пока этого не сказал: яблоку надо созреть.
И далее продолжал:
— Опорочить его, особенно в глазах императора, который и так не очень расположен к нему. Да и Варда тоже. Другое дело — Фотий, но он далеко, а мы близко. — Ктесий захохотал, радуясь своей шутке. — Он даже и не предполагает, в какую западню может скоро угодить, а мы расставим её. — И видя, как Зевксидам вскинул глаза, успокоил: — Нет, нет, это сделаем не мы, мы должны быть вне подозрений, накинут сеть другие — исполнители нашей воли… К примеру, тот же Асаф… Он связан с нами по рукам и ногам… Зевксидам, я откровенен с тобой. Протасикрит мне сказал, что я могу на тебя во всём положиться как на самого себя… Ведь твой отец служит конюхом у Игнатия, с ним он поехал в ссылку, и знаю ещё, что тебе, командир, помимо твоего воинского жалованья хорошо платят за услуги, которые ты оказываешь в тайных делах государственных мужей…
«Платят?! Два византина [75] за одну погубленную душу… И это называется — платят… — про себя подумал лохаг. — В своё время, когда я помогал отцу ухаживать за патриаршими лошадьми и когда сопровождал Игнатия в поездках в Студийский монастырь, мне платили больше. Там предавали анафеме правление императора Михаила III и его дяди и мыслились дела, направленные против них… Тогда я получал три византина в неделю… В общем-то, немалая сумма!»
И, будто угадав мысли Зевксидама, Ктесий сказал:
75
Византин — золотая монета.