Поход на Киев

Пациашвили Сергей Сергеевич

— Беду на себя накличешь, Настасья, — говорил ей воевода, когда они, наконец, увиделись, — за нас против тебя все христиане могут войной пойти.

— Не пойдут, ты ведь первый нарушил богатырскую клятву, — отвечала ему Настасья, — ты вмешался в войну между христианами.

— Меня отправили не на битву, а на переговоры.

— Неужели ты не понимал, что это сговор против меня? Ты был моим женихом, а теперь хотел дружить с моим врагом.

— Король Роман не твой враг, он враг твоему мужу. А тебя я бы всё равно никому в обиду не дал.

На мгновение Настасья смягчилась и превратилась в ту Настасью, которую когда-то знал богатырь. Их нежность пробудилась с новой силой и превратилась в настоящую страсть. Вскоре по всему городу пошли слухи, что жена пана и пленный богатырский воевода — любовники. Настасья не боялась этих слухов и не боялась своего мужа. Дунай же тревожился, не столько за себя, сколько

за своих людей. Бурислав Володарский уже давно не появлялся дома, и известно было, что он в походе не хранил верность своей жене. Вообще, в этой войне его больше привлекала не верховная власть в литовском королевстве, а возможность пограбить города и сёла, присвоить как можно больше различных ценностей и богатств и поиметь как можно больше женщин. Поэтому вряд ли его удивила или расстроила бы новость, что у его жены появился любовник. Однако вскоре все стали понимать, что Дунай для Настасьи больше, чем любовник. Богатырь получил в городе свободу и даже некоторую власть. Ему позволено было носить оружие. Настасья Филипповна чуть ли не каждый день упражнялась в стрельбе из лука, нередко и он к ней присоединялся и брал в руки лук. Так же Дунай постоянно разъезжал по городу верхом на коне. А меж тем, близилась зима, сезон войн подходил к концу, и пошли разговоры о возвращении пана домой. В первом эпизоде войны Володарский не выиграл, хоть и не проиграл. После победы над королём Романом пан не пошёл брать столицу, а лишь со стороны наблюдал, как против своего родного дядьки сражается сын короля и младший брат Настасьи — Генрих, и его товарищ — юный Брячислав. Последние двоя, пользуясь поражением Романа, серьёзно увеличили свои владения, и добрая половина Литвы теперь находилась в их руках. Мальчишки ещё не решились напасть на Володарского, но, судя по их успехам, вскоре непременно нанесли бы удар и по нему. В письме к своей жене пан писал, что не видит смысла продолжать весной этот поход, поскольку он и так существенно нажился. Предвидя гнев жены по этому поводу, Володарский намекал на грязные слухи, которые ходят про её роман с пленным богатырём. В день, когда Настасья получила письмо, она была вне себя от ярости. Из-за Дуная она начинала терять свою власть над мужем, и литовская корона стремительно ускользала из её рук. Боярыня уже с утра приказала подать ей лук со стрелами и принялась упражняться в стрельбе. Стрелы попадали метко, но этого лучнице теперь было мало. Она увидела нищего и велела привести его к себе. Тот стоял, ни жив, ни мёртв. На голову ему поставили кольцо. Настасья Филипповна уже натянула тетиву, но тут послышался голос Дуная, проезжавшего мимо верхом.

— Стой! — прокричал он, а затем и вовсе закрыл собой нищего, — этот человек ничего тебе не сделал.

— Я тоже ему ничего не сделаю, — отвечала Настасья, — это всего лишь игра, но раз ты помешал мне, то становись на его место.

И Дунай встал, водрузив себе на голову кольцо. Он смотрел прямо в глаза своей возлюбленной, но не видел в них ни капли той нежности, что наблюдал прошлой ночью. Теперь в них была решимость. О, Настасья Филипповна прекрасно умела претворяться и скрывать свои чувства даже тогда, когда в этом не было никакой необходимости. Стрела прошла через кольцо и попала в мишень. За ней вылетела ещё одна. Теперь Настасья хотела доказать, что первое попадание не было случайностью. Попала она и во второй раз, попала и в третий.

— Вот видишь, — сдержанно улыбалась она, — зря ты боялся.

— Я не боялся, — смутился Дунай, — просто не думал, что где-то есть такой же хороший стрелок, как я.

— Ой ли? — презрительно засмеялась Настасья, — уж не хочешь ли ты сказать, что можешь выстрелить так же метко? Хочешь попробовать?

И она вручила ему лук со стрелами. Дунай до последнего надеялся, что она откажется от этой затеи, но она была полна решимости. Пот проступил на лбу у богатыря, он серьёзно нервничал, ведь на него была обращена сотня глаз, в том числе и его глаз его богатырей. Все должны были стать свидетелями его позора, его унижения. Настасья улыбалась, водружая себе на голову кольцо, уже предвкушая, как будет смеяться над богатырём, когда он откажется стрелять. Но тут Дунай поднял лук, стрела вылетела и попала боярыне прямо в глаз. Богатырь тут же побледнел и рухнул на колени. Она была мертва, ничто не могло ей помочь. Одна из девушек — приближённых Настасьи набросилась на богатыря. Она кричала, что боярыня ждала от него ребёнка. Беременность — вот что испортило её характер, и теперь погубило её. Так же, как погубило и богатыря, любившего её всем сердцем.

Глава2.Добрыня Никитич.

Вёсла монотонно били по воде, и от этого ещё сильнее хотелось спать. Было ранее утро, знать в такое время ещё спала крепки сном. Но сегодня один знатный отец разбудил своего десятилетнего

сына — ни свет, ни заря, усадил в лодку и куда-то повёз. Маленький Добрыня видел, как спина отца напрягается с каждым движением, как сильные руки тянут вёсла, и те рассекают ровную водную гладь, пуская по ней рябь. Захотелось прикоснуться рукой к воде, потрогать эту рябь. Добрыня прикоснулся, рука стала мокрой и холодной. Сон всё сильнее одолевал мальчика. Время было раннее, совсем недавно только взошло солнце. Это время первых петухов, когда трава ещё была влажной от росы, когда на лугах не было ни коров, ни коз, когда мир только пробуждался к жизни, обещая долгий, полный трудов и забот день. Добрыня держался за борта лодки и засыпал, а отец всё продолжал грести в одном, известном лишь ему направлении. В такую пору в воздухе всегда витает какое-то ощущение раскрытия тайны. Того и гляди, выглянет из-за дерева какой-нибудь притаившийся зверёк, или ударит хвостом по воде перепуганная рыба. Покров тьмы только-только сошёл с неба, обнажив все его секреты, и, казалось, в такую пору можно увидеть ещё то, что скрывала ночь, и что не успело скрыться от восходящего солнца. Какого-нибудь лешего, праздно развалившегося на берегу реки, или причудливого зверя, которого никогда днём не увидишь, а может пролетит по небу в своё логово одинокий и злой Змей Горыныч. Во и ещё одна тайна в скором времени должна была раскрыться. Добрыня ещё не знал, куда они плывут, а отец перед тем, как отправиться, сказал ему следующее:

— Запомни, сын, о том, что сегодня увидишь и услышишь, никто не должен знать, кроме нас с тобой. Это будет наша тайна, раскроешь кому-нибудь, и последствия могут быть очень тяжёлые. То, что мы сегодня сделаем, запрещено церковью.

Добрыня не стал спрашивать, почему отец хочет нарушить церковный запрет. Мальчик знал уже тогда, что знатным людям позволено немного больше, чем остальным смертным. Оставалось лишь обо всём догадываться. Не понятно было, зачем отец притащил в мешке живую овцу и бросил её на дно лодки. Животное иногда дёргалось и издавало какие-то звуки, но в целом лежало спокойно у ног Добрыни. Глаза мальчика слипались, и в какой-то момент ему даже показалось, что он задремал. Но тут лодка резко ударилась о берег, и Добрыня пришёл в себя.

— Приплыли, — сказал отец, доставая мешок с овцой, — пошли.

Добрыня спрыгнул в воду, благо, что высокие сапоги позволяли ему ходить на мелкоте. От долгого сидения ноги теперь затеки и шли вяло, медленно. Отец словно этого не замечал и быстро шёл по узкой тропинке, уводящей в лес. За спиной у него висел мешок с живым грузом. В конце концов Добрыне пришлось бежать, чтобы догнать отца. И вот они оказались возле небольшой бревенчатой избы. Отец с силой постучал в дверь, долго ждать не пришлось, и вскоре изнутри послышался женский голос:

— Кто там?

— Гости пришли, дары принесли, — отвечал отец.

Дверь со скрипом отварилась, и на пороге появилась молодая женщина в ночной рубашке. Добрыня почему-то тут же уставился на её большую грудь, больше не с желанием, а с мальчишечьим любопытством. Одна грудь немного сверх меры выбралась из-под одежды, и показался наливной красный сосок. Незнакомка даже не смутилась, и, не отвлекаясь от разговора, спрятала грудь обратно.

— Хозяин дома? — спрашивал меж тем её отец.

— А вам он по какой нужде?

— Мы пришли из Новгорода, погадать на судьбу. Я — боярин Никита, сын Буслая, а это сын мой — Добрыня.

— Сейчас позову, — отвечала женщина и исчезла в помещении. А вскоре на пороге появился мужчина за пятьдесят, бородатый, морщинистый, но крепкий, и, видимо, даже злобный. По крайней мере Добрыне он тогда показался страшным и чем-то недовольным.

— Приветствую тебя, волхв, — поклонился Никита, и сын его последовал его примеру.

— И тебе привет, боярин новгородский, — слегка склонил голову чародей.

— Дочка что ли твоя? — спрашивал отец, указывая на девушку, которой уже и след простыл.

— Жена, — прищурившись, отвечал полуседой волхв, — старая чутьё стала терять, пришлось взять вторую, молодую.

— Что ж, если у неё чутьё не хуже, чем у прежней….
– отвечал Никита, снимая с плеч тяжёлую ношу.

— Не хуже, будь уверен, — заглядывал волхв в мешок, расчётливо почёсывая бородку, — несите во двор, я сейчас. Быстро всё сделаем, в обиде никто не останется, не боись.

И закрыл дверь. Никита, как и велел ему волхв, понёс связанную овцу на задний двор, и положил её на землю. Вскоре во дворе появился и сам волхв со своей молодой женой. Теперь они выглядели иначе. У него на шее висело множество амулетов, как и у неё, но она сверх того накинула странное одеяние, которое покрывало её плечи и спину, затем продолжалось на голове в виде огромного колпака в форме правильного конуса. Она держала в руке бубен, в который непрестанно била, волхв держал в руке острый кинжал.