Поход титанов
Шрифт:
К утру костры погасли.
Сырость проникала до костей… Солдаты напрасно кутались в шинели.
— Ну, и сторона! — вздыхали проснувшиеся.
Как только первые лучи рассвета зажгли каменные алтари дагестанских вершин и сверкнули на серебряной чаше Шахдага, — в ущелье резко и звонко запела труба горниста… Сигнал был подхвачен барабанами… Груздев вышел из палатки, где спал, и перекрестился на восток… Он смотрел именинником… Солдаты живо подымались… Кашевары хлопотали у вновь разложенных костров. Надо было теперь накормить всех. Неизвестно, когда ещё придётся отряду варить горячую пищу. Салты вверху сияли и сверкали… Они казались так близки!.. С глиняными верандами, висящими над пропастями, с белыми башнями саклей, с серыми стенами кругом… Ни один дымок оттуда не поднимался в синее-синее небо. Ни в одном дворе горцы сегодня не топили печей… Ждали врага и готовились к бою. Через два часа отряд выстроился… Степан Груздев пока был впереди. Лицо его носило радостное выражение. «Сподобил Господь милостивый своим послужит!» — говорил он про себя, широко крестясь на небо.
Казалось, — никогда ещё солнце юга не пекло так как сегодня. На первом подъёме солдаты уже обливались потом, а было ещё утро… Безоблачное небо с каждым часом раскалялось всё больше… Скалы, не остывшие за ночь, жгли людей, прислонявшихся к ним. Тщетно было искать спасения в тени! Под защитою пылавших жарою утёсов парило, дышалось тяжело. Глаза слепил этот страшный блеск кругом. Невыносимо горели вершины, сияли гладкие точно отполированные поверхности камня, отражавшие солнце как зеркала; пылали зигзаги тропинок по горам, и беспощадно лучились небеса. Даже в их тёмной глубине взгляд не находил отдыха. Оттуда, из неведомых бездн, лилось, казалось, ещё более яркое сияние другого, несравненно более ослепительного солнца… Медь орудий накалялась так, что, подхватывая их, чтобы они не рухнули в пропасти, солдаты обжигались… Штыки впереди искрились, точно пламя падало на их острия с этих чистых сегодня высей. Зелень деревьев никла, — и её объял какой-то стихийный, во всей природе разливавшийся ужас. Тише роптали горные потоки. Вода их была тепла, и аспидное дно из-под золотистых струй сверкало и блистало какими-то чёрными, отражёнными лучами. Кони — они тащили пушки до первого подъёма — выбивались из сил… Тишина стояла кругом. Нигде не было завалов и засад. Всё наличное население Салтов собралось в ауле и на ближайших подступах к нему, над узенькими тропками и лестницами… Солдатам иной раз казалось, что вместе с воздухом они вдыхают пламя — так был зноен и сух воздух. Неистово из теснин и рвов благоухали цветы, одуряя людей… Голова кружилась от этого аромата. Кровь стучала в висках… Всё млело, всё изнемогало… Вдали, в целом океане солнечного огня чудились какие-то миражи, но глаза невольно слипались прежде, чем различали их контуры… Где-то далеко-далеко прозвучал выстрел, и опять зловещая словно что-то подстерегающая тишина… В авангарде люди идут налегке, — им ещё сносно, но главная часть отряда и арьергард едва одолели первый доступ… А там ещё отвеснее и ужаснее поднялась перед ними горная стремнина.
— Неужели сюда? — спросил Груздева старый солдат, шедший около.
— Это ещё что. Это ещё полгоря, а настоящее горе будет дальше…
— Господи, спаси!.. — перекрестился тот. — Ну и вышка… Разбойничий народ… Ему бы как кречету, — всё на припёк, да на припёк, к небу поближе, а от людей подальше. Потому, разве они, азиаты эти, живут? Не живут, а хоронятся. Поди-ка, сними его с вешалки!..
Тут отдохнули недолго… Коней отпрягли. Наши лошади не выдержали бы этого взлёта. Да и на его узинах коню бы не справиться с орудиями… «Ну, ребята, — выручай!» — крикнул генерал, и послушные артиллеристы схватились за гужи. Скрипя лафетами, звеня медью дул об углы и выступы горной породы, двинулись орудия. Страшно было смотреть на солдат после нескольких минут этой нечеловеческой возни. Ни на ком лица не было. Тут едва у самих ноги помещались на невообразимых зигзагах карнизов, а надо было ещё тащить и поднимать орудия. Там, где лафеты не помещались, и зарядные ящики колёсами висели над бездной, под эти колёса, чуть держась на изломе камня, ложились на спину люди и, упираясь руками в лафеты и ящики, подвигали их вперёд до более широких площадок. Слёзы стояли в глазах старых, испытанных солдат… Тут ещё до встречи с врагом смерть грозила на каждом шагу… И не только грозила… Вон один не удержался на ребре утёса и полетел вниз, как-то перекидываясь и вертясь в воздухе… Скоро уже не видать, — пар, стоявший внизу над бездной, поглотил несчастного… Точно жадная пасть чудовища дымилась эта пропасть. Пушка, лишённая таким образом подпоры снизу, со звоном и скрипом сбилась было вниз. Вот и она уже висит над бездной. Но из последних сил надрываются солдаты, другие пробираются к ним и схватываются за гужи… Страшно наливаются кровью лица, глаза выкатываются, шнурками натягиваются жилы… Кажется, ещё мгновение, — и мускулы изорвутся как перетёршиеся верёвки… «Вызволяй, братцы!.. Держи»… Чу! — с треском лопается один гуж… Пушка ещё ниже опускается, и схватившийся за конец этого гужа солдат тоже летит в жадно-раскрытую пасть дымящейся бездны… Но другие рванулись и разом вытащили орудие… Только молодой новобранец впереди не осилил работы… Рухнул вниз — лицом в накалившийся камень тропинки. Рухнул — и недвижен. «Лекаря»… — отзываются где-то позади… Проходят минуты… Бледный и встревоженный молодой врач пробивается вперёд… «Где, где?» — спрашивает он. А видимое дело и самому жутко. Голова кружится… Ноги точно скользят и в бездну тянут… Ему чудится, что каменная тропа из-под него убегает туда, и он схватывается за выступы утёса, за колесо орудия…
— Где, где?..
— Здесь, пожалуйте…
Он быстро приходит в себя… Наклоняется… Через минуту встаёт.
— Готов… Разрыв сердца… Тут мне делать нечего…
— Помер? — тихо спрашивает старый солдат. — Помер?..
— Да… Сердце слабо было…
— Не осилило… Натуги-то… Ах, племяш-племяш… Племянником мне он был, — сестрин сын… Ну, прощай, Андрей… Авось и мы здесь не заждёмся, — встретимся скоро!..
И он крестит его, а на седые усы надают предательские слёзы… Но двигаться дальше нельзя — труп мешает… Снести его тоже некуда, — налево — отвес, внизу — обрыв…
— Со святыми упокой! — шепнул солдат. — Прости, Андрей…
Тихо подымают его тело… Придвигают к излому отвеса… Лёгкий толчок, и оно головой вниз с разбросанными руками летит в ту же общую могилу…
А отряд уже двинулся дальше, и солнце играет впереди на остриях штыков и жжёт суровые, изнеможённые лица.
Вышли на площадку и рухнулись, едва отводя усталь.
— Да разве нет другого подъёма? — в отчаянии подходит генерал к Груздеву.
— Есть, ваше превосходительство. Только неспособный.
— Неужели хуже этого?
— Нет, там пошире… И путь лучше.
— Что же ты там не ведёшь!
— Нельзя, ваше превосходительство. Там ни одному живым не дойти. Я так смекаю, — здесь неоткуда салтинцам стрелять, нет ему способного места приложиться. Куда он спрячется? Везде откос, да откос. В воздух пули пущать он будет?.. А там малый ребёнок весь отряд удержит… Там бы пол-отряда осталось, а то и не дошли бы. Потому я и повёл тут.
— Трудно! — вырвалось у начальника отряда.
— Точно так-с, ваше превосходительство. Трудно. А только дойдём… Как не дойти! Коли приказано…
Генерал посмотрел в глаза Груздеву и печально отвернулся. Стало стыдно чего-то. Этот простой солдат спокоен, а ты, приказывающий, волнуешься… «Коли приказано!..»
— Коли прикажут, и на небо взлезем, — слышится позади.
— Спасибо, ребята! — сквозь слёзы, но уже весело благодарит их генерал.
— Рады стараться…
— Правда ваша. С таким орлами — и на небо взлетишь…
— Жарко только, а то отчего не взлететь…
Отсюда орудия везла вторая смена… Зной становился всё яростнее и яростнее. Солнце уже не просто жгло, — оно разило лучами… Оно бросалось ими как молниями…
— Братцы, — вода есть около! — крикнул Груздев.
В отвесе трещина, засыпанная обломками скал. Двинулись по ней… В глубине что-то булькает, точно малый ребёнок всхлипывает… Тонкая струйка воды падает сверху в щебень и сочится под ним. Тотчас же она зазвенела в манерки. Люди пили и головы подставляли, но несколько шагов, — и от влаги не оставалось следа. Солнце сушило голову, руки и шею. И тут солдаты находили возможность шутить… «Чудесно здесь прачкам! — засмеялся один. — И верёвки завязать не успеет, а бельё уж и сухо!..»
Но ждать долго нельзя было.
Авангард уже втянулся в узкую щель между двумя отвесами… Тут тропинка шла неровными ступенями. Опять зазвенели орудия… Натянулись гужи, люди справа и слева, исходя в смертной натуге, подпирали плечами и спинами тяжёлые пушки… Вверху узкой лентой голубело небо. В этой щели не так жгло, но солдаты задыхались, потому что воздуху не хватало для дыхания. «Уж лучше пущай солнышко палит!» — думали они, и, когда щель вдруг из теснины вывела на широкую площадку, все вздохнули свободнее.
— Вот они, Салты-то!.. Мы и на ладонь не подвинулись к ним!
Действительно, белые, скучившиеся башнями сакли аула были так же далеки… Зато перед солдатами горная страна раскидывалась во все стороны отсюда. Целая перепутанная сеть синих ущелий, серых отвесов и сверкающих вершин… Аулы за аулами на них…
— И всё немирные? — спрашивает у Груздева сосед.
— Известно… Азиаты!.. Возьмём да изничтожим Салты, — и они покорятся…
— Дай-то Бог… Потому, ежели каждую вышку одолевать так, — силы не хватит.