Поход Яна Гамильтона
Шрифт:
После того, как Кроонстад был занят, республиканские силы, стоявшие на железной дороге, отступили к линии Реностера. В полумиле на север от этой реки с гладкой равнины резко поднимается длинная цепь скалистых холмов, и на этой выгодной позиции буры решили занять оборону. Всякая армия, наступающая вдоль железной дороги, встретит серьезные затруднения [511] при переправе через реку, а выбить врага с этой позиции очень трудно — это дорого обходится. Другие низкие холмы, расположенные на флангах, заставляют сильно растягивать любой обходной маневр, делая его практически бессмысленным, так как противник, находясь внутри кольца, может быстро сконцентрировать силы и противостоять атаке, в какую бы точку она ни была направлена. Однако река Реностер поднимается значительно южнее того места, где она пересекает железную дорогу. Как только силы Яна Гамильтона переправятся через нее, для буров, удерживающих позицию на низких холмах, возникнет угроза оказаться отрезанными. Таким образом, результатом нашей переправы через Реностер между Линдли и Хейльброном должно стать освобождение прохода для основной армии. Все вышло так, как ожидал лорд Робертс. Хотя буры сделали большие приготовления для защиты Реностера, соорудили глубокие траншеи и построили боковые пути для разгрузки тяжелых пушек, они оставили всю эту позицию без единого выстрела в результате маневра, проведенного нашей колонной в сорока милях от их левого фланга.
Все, кто представлял себе масштаб и слаженность операции, радовались перспективе переправиться через реку Реностер. Несмотря на фланговые и арьергардные бои, генерал был решительно настроен переправить свою армию вместе с обозом той же ночью. Были найдены два подходящих брода, и пехота, кавалерия, пушки и обоз стали переправляться на другой берег. Обоз увеличился с прибытием Смита-Дорриена, который привел с собой столь необходимый конвой с достаточным количеством припасов, которых нам должно было хватить до Хейльборна и даже дольше.
Поздно вечером пришли известия от прикрытия правого фланга. Они ждали, опасаясь оставить арьергард неприкрытым для фланговой атаки. Бдительные буры, выбрав момент, прорвались внутрь и обратили в бегство лошадей одной из рот конной пехоты. Последовала горячая и яростная схватка, арьергард, услышав стрельбу, бросился на помощь. Наконец буров удалось задержать, что позволило арьергарду и прикрытию фланга сомкнуться и отойти. По общему мнению участников, все это было довольно неприятным делом. Преимущество осталось за бурами, которые перестреляли или захватили в плен большую часть [512] эскадрона, включая двадцать раненых. Что касается последних, Пит де Вит прислал ночью парламентера с предложением выдать их обратно, если мы пришлем санитаров и отдадим нескольких захваченных нами раненых буров. Это было исполнено. Армия сделала привал на северном берегу Реностера, в двух, переходах от Хейльброна, на который она наступала.
Хейлъброн, 22 мая 1900 г. (продолжение)
Хейльброн лежит в глубокой долине. Рядом с ним со всех сторон ступенями поднимается покрытое травой плоскогорье Свободной Республики — одна гладкая зеленая волна над другой, как мертвая зыбь после большого шторма на море. Здесь, среди этих волн, почти скрытый от взоров, стоит город — каменные домики среди темных деревьев, сгрудившиеся вокруг церкви с высоким шпилем. Это маленькое, спокойное, сонное местечко.
Президент, его секретари и советники прибыли сюда однажды утром из Лидни, привезя с собой «столицу» в капском вагоне. В течение недели Хейльброн оставался столицей. Затем вся эта мимолетная знать столь же быстро, как и появилась, покинула город. Стейн, секретари, советники и капский вагон поспешили на восток, оставив после себя слухи о наступающем противнике и — что было мной засвидетельствовано — три бутылки превосходного шампанского. Это было в воскресную ночь. Жители смотрели и удивлялись весь следующий день.
Утром во вторник, вскоре после восхода, появился Христиан Де Вет с шестьюдесятью вагонами, пятью пушками и 1000 очень усталых бюргеров, которые шли всю ночь от Кроонстада и были рады найти место, где можно подкрепиться и отдохнуть. «Что слышно об англичанах?» — спросили пришельцы, и местные жители ответили, что англичане приближаются, приближается и Рождество, а вся территория на десять миль к югу совершенно пустынна. Тогда усталые командос распрягли волов и сели пить кофе. Через сорок минут передовые патрули бригады Бродвуда стали появляться на холмах к югу от города.
Состав британских войск был, с любой точки зрения, весьма внушительным: Королевская кавалерия, 12-й уланский полк, [513] 10-й гусарский полк с батареями Р и Q, Королевская конная артиллерия (где также имелись батареи Р и Q), две малокалиберные пушки (пом-пом), два пулемета Максима в конной упряжке, и за всем этим спешили легкая кавалерия, конная пехота, девятнадцатая и двадцать первая бригады, тридцать полевых пушек и еще несколько малокалиберных, два больших 5-дюймовых осадных орудия, запряженных волами («коровьи пушки», как их называли в армии), и Ян Гамильтон.
Кавалерия на время задержалась на холмах, поскольку генерал хотел дождаться формальной капитуляции Хейльброна и таким образом избежать уличных боев и бомбардировки. Для переговоров были отправлены офицер с белым флагом и трубач: послание срочное, ответ следует дать в течение двадцати минут. Однако все это занимает время. Парламентеры с флагом (как предписывает закон войны) должны приближаться к линии вражеских пикетов шагом, а полторы мили шагом — это двадцать минут. Затем двадцать минут для ответа, еще двадцать минут на обратный путь — и час прошел. Итак, мы ждали, с нетерпением глядя, как две фигурки с белым пятном над ними подходят все ближе и ближе к линии противника. «Теперь, — сказал бригадир, — выдвиньте две пушки и замерьте расстояние».
У командос и конвоя была тем временем возможность уйти незамеченными, так как дорога на север при выходе из города сперва поворачивает на восток и идет по дну долины, где ее не видно. Но их выдали клубы пыли.
— ««Эй, что это, черт возьми, значит?» — крикнул офицер.
— ««Что?» — спросили все остальные.
— «Да вон там! Посмотрите на пыль. Они там. Это бурский конвой. Они уходят».
И с этими криками началась погоня. Я никогда не видел на войне ничего более похожего на охоту на лису. Запах сперва был слабый, гончие теряли след и останавливались. Перед нами встал длинный ровный покрытый травой склон, и на его гребне можно было отчетливо различить фигурки всадников. Хвост поезда уже исчезал за гребнем. Но кто мог сказать, как много ружей имеется на этом холме? Кроме того, там было несколько заграждений из колючей проволоки, способных, как известно, испортить любой ландшафт. [514]
Сперва медленно, к тому же молча, но гончие все же взяли след. Поп-поп-поп — передовой эскадрон, Синие, нашли какую-то цель, и кто-то начал отстреливаться. Пип-поп, пип-поп, возвращалось двойное эхо бурских ружей. Бам — артиллерия открыла по гребню огонь шрапнелью, и с первых же ударов стало ясно, что противник не выдержит атаки. Всадники исчезли с линии горизонта.
Мы пересекли первую большую изгородь, и запах усилился. За первым гребнем был еще один, а за ним, теперь значительно ближе, высоко поднимались густые клубы пыли. Генерал сам поскакал вперед к только что занятой позиции и подробно осмотрел ее: «Скажите бригаде, чтобы шла сюда немедленно».
Но теперь вся охота переместилась к северу, к линии довольно безобразно смотревшихся холмов. Бродвуд кисло посмотрел на них: «Пусть четыре орудия следят за этими холмами, на тот случай, если они начнут стрелять с них из своих пушек». Не успел он произнести эти слова, как сверкнула вспышка, со стороны оного из холмов взвился коричневый дымок, снаряд с воем пролетел над нашими головами и разорвался среди наступающей кавалерии. В ответ наши пушки немедленно открыли огонь по цели.
Бурские артиллеристы успели сделать пять выстрелов, но затем это место стало для них слишком жарким — после Наталя, я должен сказать, слишком жарким даже для них. Им пришлось высунуться, чтобы убрать свою пушку, и орудийный передок с шестеркой лошадей был хорошо виден на склоне холма. Мы очень надеялись разбить им колесо или убить лошадь, чтобы захватить настоящий трофей. Но в этот критический момент наши малокалиберные пушки опозорились. Мы знали дистанцию, мы видели цель. Артиллеристы выпустили четыре снаряда, наводка была хорошей. Но это четыре снаряда, жалких снаряда. Только пом-пом, пом-пом. И все. Если бы у буров была такая возможность, они выпустили бы всю ленту, дали бы очередь из восемнадцати-двадцати снарядов. Нам больно было видеть, как оружие, столь страшное в руках врага, становится немощным и неэффективным, когда его используют наши артиллеристы.