Похоронное танго
Шрифт:
Первых двоих она убила за доли секунды, одному сломав шейные позвонки ребром ладони, второго - ударом ноги в висок. Третий попятился и прижался спиной к машине, вслепую нашаривая ручку дверцы, чтобы вскочить в машину и удрать. Сидевший за рулем оцепенел и глядел на все происходящее с отвисшей челюстью. Его парализовало от страха, и он не мог ногой пошевельнуть, чтобы нажать на газ.
– Так как тебя зовут, мальчик?
– спросила она.
– Петя, - пробормотал тот.
– Садись в машину, Петя, - сказала она.
– Садись, если жить хочешь. Я не шучу. Без глупостей.
Он покорно открыл дверцу и стал медленно и осторожно усаживаться на переднее сидение. Она тем временем быстро и ловко скользнула в "мерседес" и уселась на заднее.
–
– О чем?
– тупо спросил сидевший за рулем.
– Неужели ты такой кретин, что ещё не понял? Мне вас заказали, это ж очевидно.. Кто - говорить пока не буду. Сами мозгами пошевелите, если сумеете.
– Это Сизый, не иначе!
– вырвалось у того, кого звали Петей.
– Может, да, может, нет. Работаю я, сами видите, чисто, и всех вас могла бы сделать.
– Тебя выписали из Москвы?
– Из крупного города меня выписали. А обстановку я поразведала на месте. И поняла, что больше могу получить, если договорюсь с вами. Двоих ваших пришлось прибрать, чтобы вы поняли: я вас не на понт беру и, если б решилась выполнить заказ, то никто бы из вас от меня не ушел. А теперь рви машину, подальше от трупов.
– Так куда рвать-то?
– Просто вперед. Из города - и вниз по течению Волги.
Водитель тронул машину с места. Знай он, что ждет его самого и его приятеля, он бы, может, предпочел врезаться в ближайшую стену, чтобы погибнуть вместе с пассажиркой - погибнуть быстро и почти без мук.
Они ехали молча минут двадцать. По их напряженным спинам она догадывалась, о чем они думают: то ли попробовать выскочить из машины на ходу, то ли попробовать вдвоем справиться с этой девкой, улучив подходящий случай. К окончательному решению они так и не пришли: и то было страшно, и другое.
Когда они оказались за пределами города, она сказала:
– Тормозни.
Водитель покорно свернул к обочине и остановился.
– А теперь, - сказала она водителю и Пете, - мне надо знать все о губной помаде, оставшейся на щеке одного из ваших приятелей - одного из тех, кого, наверно, уже забирают в труповозку. Эта помада - очень редкая и дорогая, и для меня она служила дополнительным знаком, чтобы я не ошиблась, кого нужно убирать. Мне нужны все данные девки, которая тут поработала. Ведь не мужчина его мазанул, так?.. Тихо!
– это Петя попытался развернуться и схватить её. Через секунду он стонал от боли, корчась рядом с водителем.
– Если будете хохмить, то умирать вам придется долго и мучительно. И из машины выскочить ни один из вас не успеет.
– Но ведь эта девка...
– растеряно проговорил водитель.
– Ну? Что "эта девка"?
– Она...
И водитель начал объяснять, путаясь и с запинками, время от времени кидая полные ужаса взгляды на корчащегося в муках Петю, лицо которого уже начинало синеть.
– Возможно, я немного не рассчитала, и без быстрой медицинской помощи он скоро умрет, - задумчиво проговорила она.
– Кровоизлияние в мозг, знаешь. Так что тебе лучше рассказывать поживее, если ты хочешь его спасти.
Водитель судорожно сглотнул.
– Так вот, я и говорю...
– продолжил он.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вся эта жуткая история, может, и миновала бы меня стороной, если б мой напарник не запил, Леха, понимаешь, вместе с которым мы должны были могилу под дедка вырыть. Я ж, главное, знал уже, что он обломался, и в семь утра его перехватить решил - думал, как с вечера он рухнул, так до одиннадцати продержится, рывок за самогоном не сделает, если его вот так пораньше разбудить, а четырех часов нам по горло хватит, чтобы могилу выкопать. А потом пусть бежит похмеляется хоть до посинения. Да куда там! Я говорю, ещё семи утра не было, когда я к нему вошел, а он сидит, глаза мутные, очередная бутылка на две трети "сделана". Но меня узнал.
– Все, Яшка!
– говорит.
– Я ж помню, и не подведу. Сейчас лопату беру - и идем копать.
И
А мне его матушка, значит, и доложила, что он в три ночи проснулся, взвыл, что "душа горит", да и рванул к самогонщикам. Так что к семи утра как раз до убойного градуса добрался.
Я плюнул и пошел прочь. То, что Леха не работник, ясно. А тут ведь хоть расшибись, но сделай, потому что дедка, сказали, к часу привезут. Могилу в две руки копать - это не то, что в четыре, вот я и поспешил. Лопату на плечо взял, ломик, да и потопал на наше местное кладбище.
Но тут вам, наверно, немного объяснить надо, про нашу жизнь, и вообще. Живем мы в деревне Заплетино, на самом почти берегу Волги, чуть пониже Угличского водохранилища. "Почти" на самом берегу, потому что деревня наша метрах в ста от Волги находится, одним рядом домов выходя на берег другой реки, впадающей через эти сто метров в Волгу - реки достаточно большой и известной, но против Волги никакого сравнения в ней, естественно, нет. Я так понимаю, наши предки поставили деревню на этой реке, а не прямо на Волге, потому что весной очень много волжской рыбы, щуки в особенности, в эту речку на нерест прет, и брать её там намного лучше получается, чем в самой Волге. Только переметы поставь, да следи, чтобы рыбная инспекция тебя не штрафанула. Мы уж каждый год, даже неудачный, и щучью икру закатываем банками, и вяленую рыбу заделываем, и соленую - вместе с тем, что с огородов удается снять, как раз год и прокормишься. Потому что, понятно, с живыми деньгами в деревнях сейчас не очень. Поэтому и за любую шабашку хватаешься. А уж как до рытья могил дойдет, то тут всегда ко мне обращаются, потому что в этом деле я мастак, не хвалясь могу сказать. Вроде, чего мудреного прямоугольную яму выкопать, с запада на восток её расположив, а ведь тоже разуметь надо. Тут главное спокойствие и примерка, ну, на место родственников покойного себя поставить, чтобы понять, какой они эту могилу увидеть хотят, в тени какого дерева, или, там, в каком отдалении от других оград, чтобы собственной ограде повольнее дышалось, когда её поставят. Слава Богу, места у нас навалом, хотя и говорят многие, что кладбище стало "самой населенной деревней в нашей окрестности", потому-то пустеют деревни, вообще-то, кто вымирает, а кто разбегается, в поисках лучшей доли, как говорят. Вон, только за прошедший год, двое втопились, один на лодке перевернувшись, второй в сетях запутавшись, двое повесились, да один насмерть замерз. Это не считая трех старух, которым по возрасту земной срок вышел. А из совсем молодых тоже кого куда посдувало. Двое моих старших сыновей, Мишка и Гришка, в бригаду лесорубов подались, в Вологодскую область, там и платят неплохо, и перспектива есть. Только младший, Константин, с нами и остался. А двое их сверстников под срока загремели. Один за драку с нанесением увечий, второй за угон моторного катера. И молодежи, считай, разом чуть не на треть поубавилось.
Так вот, у нас хоронят не только своих - в смысле, тех, кто своими так и остался, местными - к нам и из пригородов везут, и из города. Потому что у нас похоронить чуть не вдвое дешевле выходит: и земля под могильный участок копейки стоит (по городским меркам, во всяком случае), и все расценки идут по сельским тарифам, которые намного ниже городских. Да и лежать над берегом Волги приятней, чем среди городских помоек (кто-то скажет, что мертвым это все равно, а я отвечу, что не совсем все равно, мне думается, и я за это мое убеждение поспорить готов). А дедок этот, Емельянов Николай Аристархович (это кому интересно), он лет двадцать назад к дочке в город переехал, но и дачка у него в наших местах осталась, и привязан он был к этим краям, вот и наказывал, чтобы его на нашем кладбище похоронили, нигде иначе. Ну, и мне работа - последняя шабашка на Николая Аристарховича, можно сказать, ведь при жизни я не раз у него подкалымливал. То картофельное поле перекопаю, то забор поправлю, то ещё что - так понемногу и капает.