Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

Твен Марк

— Нет, тетушка Салли, я ни с кем не встречался. Пароход прибыл как раз на рассвете. Оставив багаж на пристани, я принялся осматривать город и окрестности, чтобы как-нибудь убить время, так как не хотел прийти сюда спозаранку. Я вышел к вашей усадьбе уже из лесу и пробрался в нее, если можно так выразиться, с заднего хода.

— Кому же ты сдал багаж?

— Никому.

— Да ведь его украдут, дитя мое!

— Я его так припрятал, что не украдут.

— Как же тебе удалось так рано позавтракать на пароходе?

Вопрос этот был довольно щекотливого свойства, но я все-таки изловчился дать на него удовлетвори тельный ответ.

— Капитан, зная, что я здесь высажусь,

посоветовал мне закусить прежде, чем сойду на берег. Он сам свел меня в буфет, где завтракали служащие, и на кормил там досыта.

Я чувствовал себя до такой степени не в своей тарелке, что положительно был не в силах слушать с должным вниманием болтовню словоохотливой тетушки Салли. Внимание было у меня все время сосредоточено по преимуществу на ее детях. Мне очень хотелось отвести их куда-нибудь в сторонку и порасспросить, чтобы выяснить себе таким образом, за кого именно меня принимают. Намерение это было, разумеется, очень благоразумное, но мне никак не удавалось его выполнить. Г-жа Фельпс продолжала говорить безостановочно. Оказалось, что это обстоятельство было для меня еще очень благоприятным, но я сообразил это лишь после того, как она вздумала произвести маленькую перемену фронта. Мороз про бежал у меня по спине, когда она совершенно неожиданно воскликнула:

— Хороша же я, однако, нечего сказать! Я тара торю, словно заведенная машина, и говорю все сама, вместо того чтобы расспросить тебя про то, как по живают у вас все дома. Что поделывают Сид и все остальные? Вот что, голубчик, я теперь приостановлю маленько говорильную мою машину, а ты пусти в ход свою. Расскажи мне решительно про всех и каждого: как они поживают, — что делают, — что поручили мне передать, — вообще рассказывай, голубчик, про все, что тебе придет в голову.

Я убедился, что попал в совершенно безвыходное положение и что все мои старания высвободиться оттуда будут совершенно бесцельными. Правда, что до последней минуты мне как будто везло, но теперь я положительно сел на мель. Все попытки сняться с нее могли бы только еще более мне повредить. Мне приходилось просить пощады. Я решил уже в своем уме, что при существующих условиях выгоднее всего будет сказать чистую правду, и раскрыл уже рот, когда вдруг тетушка проворно схватила меня за плечи и, энергично подталкивая, спрятала за кроватью.

— Вот он уж возвращается! — воскликнула она. — Нагни, душечка, голову пониже… Вот так, довольно! Он тебя теперь не увидит. Смотри только, сиди там смирно и не показывайся раньше времени. Я маленько над ним подшучу. Вы, детки, тоже молчите!

Я, очевидно, теперь попался. Было, однако, совершенно бесполезно затевать самому скандал. Благоразумнее всего казалось мне сидеть смирно, рассчитывая как-нибудь укрыться от неизбежного громового удара.

При входе пожилого джентльмена в комнату я мог окинуть его взглядом, а затем кровать скрыла его от меня. Г-жа Фельпс тотчас же бросилась к мужу и спросила:

— Ну что, он приехал?

— Нет, — ответил ее супруг.

— Праведный Боже, что же такое с ним случилось?

— Не могу себе этого даже и представить. При знаться, его отсутствие меня порядком тревожит!

— Только-то? А я ведь просто-напросто с ума схожу от беспокойства! Знаешь ли что? Он непременно приехал, а ты, мой милый, как-то с ним разминулся. Я в этом убеждена. Мне это твердит внутренний голос.

— Нет, Салли, это невозможно. Мы никоим об разом не могли разминуться друг с другом. Надеюсь, ты знаешь это и сама.

— Ах, дорогой муженек, что скажет на это сестрица? Том должен был давно уже приехать. Ты как-нибудь его проглядел. Он…

— Душечка, зачем ты меня мучаешь,

когда я уже и так чувствую себя встревоженным? Я положительно не знаю, что делать. Не понимаю, отчего он так долго задерживается, и вместе с тем не смею сознаться, что меня просто берет ужас. При всем том нет никакого основания надеяться, что он уже приехал, так как мы непременно бы тогда встретились. Нет, Салли, это ужасно и даже более чем ужасно! Наверное, с пароходом приключилось какое-нибудь несчастье.

— Ах, Сайльс, что ты такое говоришь… Выгляни-ка в окно на дорогу, к нам, кажется, кто-то идет!

Он поспешно устремился к окну, находившемуся у изголовья кровати и, таким образом, доставил госпоже Фельпс случай, которого она с нетерпением ожидала. Она поспешно подошла к ногам постели и, дернув меня за фалды, заставила выйти оттуда. Когда господин Фельпс отвернулся от окна, жена его стояла с радостным, улыбающимся лицом, раскрасневшимся, словно зарево пожара, держа меня за руку. Надо полагать, что в эту минуту вид у меня был достаточно робкий и смущенный. Пожилой джентльмен с изумлением выпучил на меня глаза и просил:

— Это кто такой?

— Ну, а ты как думаешь?

— Я, душечка, ничего сообразить не могу. Кого же я имею честь у себя видеть?

— Тома Сойера, друг мой!

Клянусь всеми чертями, что я, услышав это, чуть не провалился от изумления сквозь пол. В данную минуту некогда было, однако, изумляться и философствовать. Старик ухватил меня за руку и энергично принялся ее трясти. Жена его тем временем прыгала кругом нас, приплясывала, смеялась и плакала, а затем оба они принялись осыпать меня целым градом вопросов о Сиде, Мэри и прочих родичах.

Они были вне себя от радости, но эта радость была ничто сравнительно с той, которую испытывал я сам. Мне было известно теперь, кто именно я такой, и я чувствовал себя словно восставшим из гроба. Меня расспрашивали целых два часа, и я так усердно отвечал на все вопросы, что язык и челюсти у меня под конец не на шутку устали. К тому времени я успел рассказать про свою семью, т. е. про семью Сойеров, больше, чем могло когда-либо приключиться с целой полдюжиной таких семей. Я объяснил также самым обстоятельным образом, что на пароходе, на котором я ехал, взорвало близ устья Белой реки крышку парового цилиндра, вследствие чего нам пришлось простоять трое суток, пока повреждение это не было исправлено. Все шло великолепно, так как тетушка Салли и ее супруг верили всему, что я говорил, как Евангелию. Притом же суть дела для них заключалась в том, что пароходу пришлось простоять трое суток. Если бы я сказал, что промедление было обусловлено поломкой какого-нибудь болта, то они, без сомнения, нашли бы и это совершенно естественным.

Теперь я чувствовал себя, с одной стороны, великолепно, а с другой — испытывал как нельзя более серьезные опасения. Без сомнения, мне было удобно и приятно разыгрывать роль Тома Сойера, но это чувство приятного спокойствия длилось до тех пор, пока не донеслось до меня с реки пыхтенье парохода, шедшего вниз по течению. Тогда я сказал себе самому: «А что если с этим пароходом приедет Том Сойер? Он может войти сюда с минуту на минуту и, прежде чем я успею предупредить его соответственным сиг налом, вдруг назовет меня по имени. Нет, это не годится! Не следует этого допускать! Необходимо выйти к нему навстречу и перехватить его по дороге». Ввиду этих соображений я объявил дяде и тетке, что хочу побывать в городе и доставить оттуда свой багаж. Пожилой джентльмен изъявил готовность ехать со мною, но я отклонил его предложение, объяснив, что умею сам править лошадью и не намерен причинять ему лично какого-либо беспокойства.