Шрифт:
Часть первая. Неуловимый Джо
Глава 1
Не имеющая никакого отношения к следующим главам, а вставленная в повесть только для затравки
Васю бросили в тайге. Нет, никакого преступного умысла здесь не было. Просто так сложились обстоятельства. Когда вывозили людей и имущество экспедиции, вертолетчик заупрямился, побоялся перегрузить машину. Начальник отряда Зыбайло попросил Васю посидеть день другой, обещая следующим рейсом забрать Васю и остатки груза. Но тут как раз «горела» путевка в Болгарию, а Зыбайло давно мечтал там побывать.
Он быстро передал все дела своему помощнику, не забыл напомнить о Васе и улетел. Его помощник — техник Саруев прождал неделю вертолета (погода стояла нелетная), а потом ему вручили
Сидит Вася неделю, вторую на таборе, доедает последние сухари, да запивает «чифиром». И так ему хорошо, спокойно… Он ведь всю жизнь как мышка жил, всё прятался да боялся. И жены боялся — орала она на него за выпивки сильно и поколачивала к тому же. Милиционеров боялся — у них глаз наметанный, «бича» за километр узнают, а в «кепезухе» сидеть удовольствие маленькое. И начальства боялся, и собутыльников своих случайных. Народ — «бичи» — нервный: брякнешь кому по пьянке «козел», и получай финку в бок. Сидит Вася на завалинке зимовья, ловит первые снежинки в ладошку, а кругом тишина, за триста километров вокруг ни человека не встретишь. Медведь вон подошел познакомиться, скучно тварине одному по тайге таскаться. А Васе не скучно. Он хариусов в речке половит, живот набьет и лежит на нарах, блаженствует. А мяса захочется, рябчика с ветки снежком собьет да и съест, полуощипанного. К весне, правда, голоднее стало, но Вася уже не тот, что раньше. Зайцев не только в силки, но и голыми руками научился брать.
Одежда у Васи поистрепалась за год, так он из старых спальников и шкур балахон себе сшил. С обувью сложнее: что не соорудит, за два дня по сучкам да камням истреплет. Да не беда, ноги огрубели и к любым холодам привыкли. Бегает Вася по снежку босыми ногами как и все божьи создания.
С медведем он рассорился. Залез как-то к соседу в берлогу, поговорить просто хотел, по-человечески, а тот спросонья его за охотника принял, чуть шею не свернул. Вася рассердился и сломал мишке лапу. Ну и медведь, разумеется, обиделся и ушел куда-то.
А среди местных охотников легенды пошли, будто живет в тайге «снежный человек», будто и следы его видели — совсем как босой человек прошел, и крик его слышали — не человеческий вовсе, что-то вроде «И-йе-ху-ху…».
Дошли эти слухи и до ученого мира. Собралась группа молодых энтузиастов. Возглавил ее профессор Калашников, прославившийся своими экспедициями к месту падения Тунгусского метеорита, на озеро Лох-Несс, в Африку к догонам, ну и другими, вы о них хорошо знаете. Приземлились они как раз на ту площадку, что Васин отряд когда-то построил, и сразу же наткнулись на следы босых ног. По следам и вышли к зимовью. Вася спит себе на нарах, беды не чуя, а они навалились, запутали его веревками и поволокли полусонного к вертолету. Как увидел Вася вертолет — весь сон с него слетел. Разорвал он веревки, энтузиастов по елкам раскидал, и вертолет на попа поставил.
Хорошо профессор Калашников догадался сунуть Васе под нос открытую фляжку со спиртом. Тут Вася и присмирел, глаза его приняли осмысленное выражение, и он машинально перелил содержимое фляжки в желудок и вполне человеческим голосом сказал: «Еще». У летчиков нашлась еще одна фляжка, и через двадцать минут Вася храпел в кабине вертолета. В клинике Васю обследовали и убедились, что никакой он не «снежный человек» и отправили домой.
Жена, окончившая свой очередной роман, приняла Васю благосклонно, и учитывая его «нездоровое» состояние, собственноручно подносила ему каждый день по 250 грамм на леченье.
Через год Вася восстановил свое душевное и физическое здоровье. Работает он грузчиком в продуктовом магазине. После десятка ящиков, перетасканных в подсобку, его бросает в пот, а руки дрожат. Мысли его привычно устремлены к склянке с сорокоградусной. Только по ночам на него иногда накатывает тоска. Он выходит на балкон и окрестности микрорайона слышат его ликующий клич: «И-йе-ху-ху…»
Зря я написал, что это глава не имеет никакого отношения к следующим. А герои? Вы думаете, что таксатор Зыбайло и техник Саруев успокоятся на том, что их мельком упомянули в первой главе? Плохо вы их знаете! Обязательно влезут в повесть, да еще в самом неподходящем месте. Впрочем, посмотрим, я ведь тоже не абы кто — автор!
А вот с Васей мы точно распрощаемся. Я его видел недавно в магазине. Так и таскает ящики, а в экспедицию его жена не пускает. Ну и черт с ним, пусть пьет водку на кухне, если забыл, как приятно ее пить у костра. [1]
Глава 2
Весенняя охота на бичей
Экспедиция переживала предполевую лихорадку. Таксаторы и техники то бездумно и отрешенно стояли и смотрели в окно, то суматошно бегали, вспомнив очередную неучтенную мелочь. Когда нервы начинали сдавать, открывали маленький шкафчик, скромно приютившийся за дверью в 8 кабинете. Шкафчик изображал бар, и как ни странно, постоянно в нем стояли напитки крепостью от 13,5 до 40 градусов. Лесоустроители славятся умением пить много, часто и из крупной посуды. Без очередности, без договоренности в шкафчик вселялись новые квартиранты взамен безвременно почивших. Шкафчиком в трудную минуту, пользовались все, кроме начальника экспедиции и таксатора Зубкова. Начальнику экспедиции не полагалось по должности. Зубков был единственным на экспедицию хроническим алкоголиком. Каждый вечер уходя с работы, он заходил в магазин, покупал две бутылки водки и шел домой. За ужином и телевизором он выпивал одну бутылку. Вторую приносил на работу. Усевшись за стол, доставал стакан, наливал его на треть и принимал. Минут через десять уведомлял коллег, что опять чувствует себя человеком и принимался гонять костяшки на старых потемневших счетах, хотя рядом стоял калькулятор. Сказывалась двадцатилетняя привычка. Бутылка делилась на несколько частей: каждая часть выпивалась в строго определенное время, что позволяло Зубкову быть постоянно навеселе, но никогда не вдрызг. Начальство смотрело на это сквозь пальцы. Алкоголик Зубков заменял двух-трех молодых специалистов и сдавал работу с первого предъявления. Против Зубкова сидел молодой таксатор Веня Хомич. Предотъездная лихорадка прихватила и его. Но он поступил на работу всего два дня назад и совершенно не знал, чем ему заняться. У начальника партии делов было по горло. Веня сидел и ждал, когда дела хоть на минуту оставят начальническое горло, и он займется новеньким. Зубков дочитал очередной том таксационных описаний и посмотрел на часы. Время было то. Налив треть стакана водки он, не торопясь, влил ее в рот. Несколько секунд сидел, подняв глаза на потолок, прислушиваясь, как пошла. Решив, что пошла хорошо, раздобрел и бросил благосклонный взгляд на Веньку:
1
Астролябия — какой-то астрономический инструмент, в повести не упоминается. Но надо же мне вставить в словарь хоть одно слово на букву «А»
— Рабочих нанял?
— Нет.
— А чего сидишь? Через неделю вылетать. Будешь потом на вокзале первых попавшихся хватать?
— Я думал, рабочих набирает начальник партии.
— Жить с ними в тайге все лето тоже начальник будет? Договора заполнял хоть раз?
— Нет.
— Возьми образцы. Паспорта и трудовые забирай себе, потом отдашь начальнику. На руки больше десятки не давай, и сразу записывай в дневнике, там есть раздел — взаиморасчеты. Деньги и бланки возьмешь у начальника партии. Понял? Тогда действуй.
Веня заметно ожил. Давно известно, что работать веселее, чем сидеть без дела. Быстро получил деньги и бланки у начальника партии, не сказавшего при этом ни слова. «Ну и тип, — подумал Венька, — не мог сразу сказать, что делать». Повторяя при этом самую распространенную ошибку — смотреть на все со своей колокольни. С колокольни начальника партии виделось иное: «Пускай недельку потрется среди таксаторов, ума и наберется. Конечно, зря я ему разрешил рабочих нанимать. Наберет всякой швали».
<