Похождения красавца-мужчины, или Сага об О'Бухаре
Шрифт:
– А я бросил пить.
– Вам можно посочувствовать, Александр, вы выбросили палочку-выручалочку на все случаи жизни. Ну разве можно на этот безумный-безумный мир смотреть спокойно трезвыми глазами, а?
– Конечно, невозможно.
– Поэтому я вам сочувствую. Да, кстати, мне сегодня исполнилось сорок лет. Можете меня поздравить.
Я с таким удивлением посмотрел на Феликса, что он расхохотался. Внешне я дал бы ему не меньше шестидесяти.
– Да, да, Александр, сорок. У алкоголика год жизни идет за полтора. У наркомана – год за три.
Я вытащил из
– Поздравляю.
– Спасибо, – Феликс взял книгу и посмотрел на обложку. – Не люблю Бродского. Если бы его приняли в Союз писателей Советского Союза, он бы не уехал за границу. И уж, конечно же, Нобелевскую премию не получил бы.
– Почему?
– Потому что у него много слабых стихотворений. На уровне среднего поэта из Союза писателей. Но за книгу спасибо. Она почти новая. Я смогу ее обменять на пол-литра водки.
Феликс сунул книгу в карман, ушел и больше не вернулся…
Когда я развелся последний раз, то, расцеловавшись и распрощавшись с бывшей уже женой, подумал: «Обязательно женюсь. Ведь один ум хорошо, а полтора – лучше».
Принц женился на Золушке, и жили они счастливо долго-долго – целых полгода, пока не развелись.
Люди расходятся, потому что уверены – следующий партнер обязательно будет лучше, но у жизни свои правила и обычно шило меняется на мыло, а мыло затем – на рваный презерватив.
Иногда я обижаюсь на женщин. Конечно же, это бывает крайне редко, но бывает. И в такие моменты я искренне уверен, что мужчины и женщины – это существа из различных галактик. Кто-то пошутил и заставил их жить на одной планете, снабдив предварительно половым влеченьем. Кто-то пошутил и забыл, а мужчины и женщины страдают, пытаясь понять друг друга, но бесконечно трудно найти общий язык представителям из разных галактик.
Если женщина в ваших объятиях не желает вам отдаваться, то, скорее всего, вы забыли с ней познакомиться.
Писатель (поэт) – это рыболов, который много раз забрасывает в водоем свою сеть в надежде поймать золотую рыбку, но в сети, как правило, попадается обычная рыба, типа карасей и ершей, а нередко тина и грязь, а иногда и трупы («Тятя, тятя наша сети притащили мертвеца…»).
Конец февраля. Первый солнечный денек. И сразу запахло весной. Зашла ко мне в гости моя бывшая жена Ирина. Болтали с ней и любовались солнцем в окне. Вдруг Ирина чихнула. Я спросил, не грипп ли у нее. Она засмеялась и ответила: «Нет, это солнце в нос попало».
Позвонил Диане. Хотел пригласить ее в гости. Но она трубку не подняла. Не любит женщина сидеть дома одна. Убежала развлекаться, а мне не позвонила. Великолепная охотница, наверное, охотится. Вот только за кем? Я никогда никого не ревновал, но Диану ревную. И ничего не могу с собой поделать. Она красива, умна и богата. Мужчины на такую должны слетаться, как мухи на мед (чуть было не сказал – на дерьмо, но к Диане это не подходит). Я всего лишь один из ее многочисленных любовников. И очень хорошо понимаю, что наши отношения не вечны. Она тоже это понимает, но не хочет об этом говорить. Потому что еще не время осени, а время весны. И впереди у нас целое лето прекрасных отношений, если этому никто не помешает.
Вначале любовь пахнет живыми цветами (весна), затем – спермой (лето), а в конце от нее несет помойкой (осень).
Мои размышления прерывает звонок в прихожей. Открываю дверь, и в квартиру вваливается капитан Орлов. От него так сильно пахнет перегаром водки, лука и табака, что меня начинает мутить. Он входит, задевая головой горящую лампочку, и говорит:
– Привет, Шурик.
– Здравствуйте.
– На тебя опять стукачек бумажку накатал. И я опять должен обыскать твою квартиру. Ты слышал про кражу в Эрмитаже. Увели произведение искусства. И стукач уверяет, что видел, как ты это пронес в свою квартиру.
Мне становится нехорошо, потому что несколько дней назад я принес в квартиру подарок Дианы – подлинник Каспара Давида Фридриха «Крест в горах». Я повесил картину на стене в комнате. И совсем забыл поинтересоваться у Дианы, где же висела картина раньше. Оказывается, она висела в Эрмитаже. И сейчас Орлов ее увидит. А потом он детально обыщет всю квартиру и найдет порошочек на балконе. И на этом закончатся мои прекрасные отношения с Дианой, моя работа над новым романом, моя интересная жизнь в Петербурге, с музеями, театрами и барами, закончится моя безработица. Работой меня обеспечат до самой моей пенсии, которая совпадет с выходом из тюрьмы.
Орлов проходит на кухню, осматривается, топает обратно, заглядывает в ванную и в туалет, в комнату, проходит на балкон. Через минуту оттуда появляется, останавливается перед картиной Каспара Давида Фридриха и говорит:
– Твою мать! Шурик! Опять стукачек меня наколол. Я ему сегодня яйца оторву. Произведение искусства нужно искать в другом месте. Здесь этого нет. С тебя за это причитается сто пятьдесят!
Я молча иду на кухню. Вытаскиваю из холодильника бутылку Смирновской и наливаю полный стакан. Орлов заходит вслед за мной, цепляет головой лампочку, берет стакан в огромную лапу и говорит:
– Дай бог не последняя!
Выпивает его одним глотком и бросает в огромную белозубую пасть (не хотел бы я попасть в эту пасть) половинку луковицы. Жуя лук и что-то напевая себе под нос, он идет к выходу, в прихожую. Я открываю дверь и решаюсь наконец-то спросить его:
– Скажите, капитан, а что же украли в Эрмитаже?
– Да памятник Геракла с первого этажа, который стоял рядом с контролем.
– Но он же около трех метров в высоту, совершенно не подъемный.
– Раз украли, значит подъемный. Русский человек и Александрийский столп украл бы давно, если бы его кто-нибудь купил, но пока никто не покупает.