Похождения красавца-мужчины, или Сага об О'Бухаре
Шрифт:
Валерий Сенин
Похождения красавца-мужчины, или Сага об О'Бухаре
Эту рукопись я свистнул у литератора Иванова. Тот в свою очередь стащил ее у литератора Петрова. Литератор Петров стырил ее у литератора Сидорова. Сидоров, негодяй, спер ее у меня. А я свистнул ее у литератора Иванова. Кто же истинный ее автор – неизвестно, но это не имеет значения. Имеет значение ее ценность. И именно поэтому на рукопись претендовало четыре человека: Иванов, Петров, Сидоров
С Ивановым мы дрались увесистыми томами Льва Толстого «Война и Мир». Мы остервенело колотили друг друга по плечам, по рукам, по спинам и по головам, бегая вокруг Ростральных колонн. Из наших костюмов вылетала пыль, из волос на головах – перхоть, а из ртов – ругательства. Победили подбежавшие милиционеры, которые отобрали у нас с Ивановым все карманные деньги. А наши секунданты – Петров и Сидоров – негодяи, стояли неподалеку, ржали /смеялись/ и делали вид, будто ничего не видят.
С Петровым мы дрались на следующий день, у Петропавловской крепости, баскетбольными мячами. Каждый старался попасть в лицо противника. После двух часов сражения наши лица стали красными, как мячи, которыми мы сражались. Победил Иванов, который был моим секундантом. Он, негодяй, начал слишком усердно пить общее пиво, и мы, забыв о дуэли, побежали ему помогать.
С Сидоровым мы дрались у станции метро «Лесной проспект» букетами цветов. Все было бы на высоком уровне, но цветы быстро выходили из строя, и нашим секундантам, Иванову и Петрову, приходилось покупать новые букеты каждые пятнадцать минут. Через час после начала дуэли у секундантов закончились деньги. Измочалив последние розы о физиономии друг друга, уставшие, исцарапанные, но не сломленные и даже довольные, мы все вчетвером поехали ко мне на квартиру выпить и закусить за выход книги под моей фамилией.
Раздвоение личности называют шизофренией. Значит, мое расчетверение личности – шизофрения в квадрате. Выходит, я квадратный шизофреник. Но стоит мне выпить двести граммов водки – Иванов – Петров – Сидоров исчезают, и я становлюсь свободным!
ЧАСТЬ I. СЛУХИ И МИФЫ
Говорят, когда О`Бухарь родился, в родильный дом пришла богиня любви Афродита, она поцеловала малыша ниже пупка и сказала: «Он будет моим». После ее ухода пришел пьяненький бог вина Дионис, поцеловал малыша в лобик и тоже сказал: «Он будет моим». И с тех пор О`Бухарь cлуга двух господ: его голова постоянно занята поисками вина, а его «меч» – поисками «ножен».
Ходят слухи, будто бы О`Бухарь родился с усами и в тельняшке, медработники этого даже не заметили, потому что торопились отметить Новый Год.
Говорят, мужчиной О`Бухарь стал в старшей группе детского сада, на спор.
Говорят, в школьные годы О`Бухарь запросто мог доплюнуть с первого этажа до второго, а если при споре присутствовали девочки, то и до третьего.
Говорят, один глоток О`Бухаря равен бутылке вина.
Говорят, О`Бухарь пробегал стометровку за восемь секунд, если опаздывал на свидание, и за девять секунд, если опаздывал на пьянку.
Говорят, О`Бухарь обожал приход весны, также он обожал приход лета, приход осени, приход зимы. И когда приходила очередная весна, О`Бухарь приглашал в свой дом гостей, и первый его тост звучал всегда одинаково: «Еще один круг обожания замкнулся и, восходя на следующую ступень жизни, я всеми силами своими хочу обожать».
Говорят, О`Бухарь очень любил поесть, также как и попить винца, также как и поласкаться с какой-нибудь сладкой женщиной. И, что очень любопытно, он никогда не мог наесться досыта, напиться допьяна, наласкаться до отвращения, ему всегда хотелось продолжать еще. И ненасытностью этой он выделялся из толпы людской. Он с таким аппетитом ел, что взглянув на это, тут же хотелось поесть. Пил он с такой страстью, что глядя на это трудно было не выпить, а сексом О`Бухарь занимался с такой энергией и красотой, что делай он это днем на Невском проспекте, большинство прохожих не смогли бы удержаться от искушения сделать то же самое.
Говорят, О`Бухарь не любил боевые патроны и болтливых политиков. Поэтому от него часто можно было услышать: «Патроны должны быть холостыми, а политики – немыми».
Говорят, О`Бухарь настолько силен в сексуальном отношении, что когда он этим занимается, никто из его партнеров не может промолчать: женщины пищат, мужчины рычат, собаки воют, а змеи заливаются соловьями.
Говорят, внешне О`Бухарь был очень похож на российского царя Александра I, и если бы царь отрастил пышные усы, надел джинсы, кроссовки, кожаную куртку и закурил папиросу «Беломорканал», то все знакомые О`Бухаря и царя не смогли бы при внешнем осмотре точно определить, где царь, а где О`Бухарь.
Говорят, никто не слышал, как О`Бухарь играет на скрипке, также никто не слышал его игры на фортепьяно, на флейте, на барабане… и на других музыкальных инструментах, потому что он этого не умел.
Говорят, у О`Бухаря жил говорящий попугай, прозванный Бахусом, потому что любил выпить не меньше хозяина. О`Бухарь, зная о чудной привычке попугая, старался не оставлять его без выпивки, но если такое случалось, то Бахус орал писклявым голоском на всю квартиру: «Выпить надо хорошо, чтобы стало плохо! Дай водки, сволочь! Дай водки!»
Говорят, О`Бухарь не любил дурное настроение, беременных мужчин, небо в клетку и некрасивых женщин, хотя некрасивых женщин в своей жизни он не встречал ни разу.
Говорят, О`Бухарь не уважал скупых людей, потому что сам был щедрым человеком и с удовольствием «сорил» деньгами, хотя своих денег у него, как правило, не было.
Говорят, О`Бухарь не уважал девственниц, считая, что девственность мешает свободе сексуального творчества, хотя девственниц в его богатой сексуальными приключениями жизни ему не попадалось, и самому себе он признавался, что девственность – это выдумки импотентов.
Говорят, немногие понимали юмор О`Бухаря, и когда он говорил: «Не бейте лежачего, лучше его обыщите», – то смеялся, как правило, один О`Бухарь.
Рассказывают, что когда О`Бухарь еще служил в торговом флоте, его, сильно пьяного, смыло волной за борт. Через месяц другое судно подобрало его с поверхности моря, О`Бухарь был сильно пьян, весь облеплен чешуей (рыбьей) и совершенно не выглядел потерпевшим, а улыбался он так довольно, словно только что вышел из публичного дома или кабака.