Похождения пропавшей наследницы
Шрифт:
– Этот божественный и необычный напиток предлагаю выпить за удачное восхождение по общественной лестнице! – Тут она сделала паузу, жестом фокусника извлекла непонятно откуда листочек плотной бумаги, сложенный на открыточный манер, помахала им перед носом у подруги и с торжеством в голосе закончила: – А это счастливый лотерейный билет персонально для тебя!
Жанна нерешительно раскрыла открытку и с удивлением прочла:
«Уважаемая госпожа Боброва!
Настоящим Вы приглашаетесь на торжественный вечер во Дворец искусств 9 августа сего года. Начало в 19:00. Приветствуются улыбки и праздничное настроение».
Первая строчка была старательно вписана шариковой ручкой явно Лилиным почерком над типографским текстом. В самом низу имелась приписка мелким шрифтом: «Опоздавшие в зал не допускаются».
Покрутив
– Что за вечер такой?
– Юбилейные торжества по случаю сорокалетия Алексея Петровича Кузьмина, – со странной гордостью в голосе произнесла подруга.
Жанна напряженно соображала, кто же такой Кузьмин? И почему на его солидный юбилей приглашаются девчонки вроде них с Лилей? Может, он кому родственник? Бабушка Наташа с любопытством заглянула в текст сбоку, щуря близорукие глаза.
– Батюшки! – ахнула старушка, с трудом прочитав непослушные строчки. – Это ж который Алексей Петрович? Городской начальник, что ли?
Жанна запоздало сообразила, что фамилия Кузьмин принадлежала нынешнему мэру. И озадачилась ещё больше.
– Конечно же, он и есть тот самый Алексей Петрович, – подтвердила Лиля, явно довольная произведённым эффектом.
От дальнейших расспросов ошарашенные бабушка с внучкой воздержались.
В день юбилейного приёма с самого раннего утра Лиля досаждала Жанне телефонными звонками: первый нарушил тишину в квартире Бобровых ровно в пять минут восьмого. Видимо, Лиля сочла, что подъём по случаю дня рождения большого городского начальника повсеместно назначен на семь часов утра. Однако её подруга ещё сладко спала, с удовольствием досматривая новую серию фантастически взрослых студенческих снов. Нынешней ночью во сне Жанне вручили студенческий значок отличия, подозрительно смахивающий на старинный нагрудный знак «Университетской школы прапорщиков», поразивший воображение девушки простотой и вместе с тем изысканностью во время недавнего посещения выставки в том самом Дворце искусств. Во сне знак был ещё ярче и эффектно выглядел на новом сиреневом платье, сшитом бабушкой Наташей специально к вечеру вручения… То есть к юбилейным торжествам Кузьмина… После официальной части объявили о начале первого студенческого бала, и Жанна уже искала глазами понравившегося ей старшекурсника, когда вдруг услышала: «Проснись, детка! Твоя Лилея трезвонит уже в третий раз». Сквозь растворяющиеся остатки счастливого сна бабушкины слова пробивались с трудом, теряя интонацию и объёмность. Тем не менее даже плоское и бесцветное бабушкино «Лилея» свидетельствовало о крайней степени раздражения. От этой мысли Жанна и проснулась, решив досмотреть сон в следующий раз.
– Что там случилось? – осторожно спросила ещё сонная внучка, с трудом открывая глаза и отчаянно зевая. – Стихийное бедствие? Ограбление Сбербанка? Смена власти?
– Типун тебе на язык! – испуганно вскрикнула бабушка. – Не ровён час кто услышит! И подружка твоя заполошная сейчас снова звонить будет. Уж ты поговори с ней, бога ради.
Не успела она закончить фразу, как раздался новый звонок. Жанна вскочила с постели и босыми ногами прошлёпала в гостиную.
– Соседей перебудит, хулиганка! – неслось ей вслед.
– Здрасти, пожалста! – рявкнула в ухо трубка Лилиным голосом. – Уж пора красоту наводить, а она всё дрыхнет.
– Какую ещё красоту? Куда наводить? – пробормотала Жанна, борясь с желанием чихнуть. Все же не удержалась и разразилась оглушительным: – Апчх-хи!!
– Час от часу не легче! – взвыла Лиля из трубки. – Угораздило её мороженого переесть накануне такого дня. Или ты в реке купалась?
– Нигде я не купалась. И мороженого не ела. Я вообще и глотка кофе не сделала с самого утра. И какой такой день особенный?
– Мы же с тобой идём на вечер – праздновать день рождения нашего городского руководителя – Алексея Петровича. Забыла, что ли?
– Эт-то я помню. Бабуля даже платье мне сшила по такому случаю. А на ноги придётся босоножки надеть, новые туфли мы пока купить не можем.
– Босоножки – ладно уж. А вот на голове не возводи высоких и пышных сооружений: там не принято. И косметики не много: не одобряют.
«Там – это где? И откуда ей знать, что одобряют, что нет?» – подумала Жанна, но вслух произнесла:
– Ты же знаешь, что я из косметики употребляю только тоник для протирания лица в сильную жару. А высоких и пышных сооружений из волос не смогу научиться делать за оставшиеся полдня. Так что всё будет с учётом тамошних требований.
– Не обижайся, Жан! – взмолилась Лиля жалобно. – Я ж переживаю, ты пойми.
– Да ничего, Лиль. Я ж своя, что мне обижаться, – успокоила подругу Жанна, хотя и не имела понятия, к чему вся эта глупая паника с утра пораньше.
Лиля положила трубку, и в ухо Жанне противно затренькали гудки. А может, ну его к черту, этот дурацкий вечер? Зачем только она согласилась пойти? Торжественное собрание первых лиц, их обслуги и поклонников никакого интереса у неё не вызывало. Да и повод так себе, не стоящий такой суеты и траты денег. Когда ей, Жанне, будет сорок лет, уж она постарается, чтобы узнало об этом как можно меньше людей. К чему устраивать праздник из такого печального события: старость – она и есть старость, будь ты хоть академиком, хоть народным артистом, не говоря уж о градоначальнике. Как выглядит мэр города, она понятия не имела, интересовалась этим совсем мало. Можно сказать, ни капельки не интересовалась. Вот институтский бал с немногочисленными, но вполне приятными внешне молодыми людьми она с удовольствием досмотрела бы. Пусть даже и во сне.
– Бабуль, может, мне не идти на этот юбилейный вечер во дворце? – крикнула Жанна не видимой из комнаты Наталье Ивановне. – Так не хочется, уж лучше почитать или погулять подольше, пока погода стоит тёплая. Или я пирог испеку сама, хочешь?
– Что ты там нового удумала? – сурово спросила старушка, высунув голову из кухни.
– Да не хочу я идти ни на какой юбилей!
– Это я как раз слышала. И скажу тебе: не дури. Когда ещё представится случай на таких людей посмотреть. Я удивляюсь только, как твоя вертлявая подружка достала такое серьёзное приглашение?.. И платье я тебе шила, старалась для важного торжества, а не для каких-то глупых дискотек.
– Бабуль, в институте сейчас не бывает дискотек. Только очень серьёзные студенческие вечера и устраивают. И вообще, давай будем завтракать. Я ужасно проголодалась от всех этих пустых разговоров.
Наталья Ивановна немного смягчилась и задвинулась назад, на кухню: готовить обильный и вкусный завтрак. Вон какая худышка у неё внучка-то, и аппетит у неё несерьёзный – маленький, быстро заканчивающийся. С таким аппетитом ей в настоящую женщину не вырасти никогда. И будет бедная сиротиночка одна всю жизнь, как и сама она, Наталья…
За полквартала до дворца можно было угадать, что сегодня город празднует что-то грандиозное: торжественная музыка лилась из динамиков так настырно, что хотелось зажать уши и как можно быстрее уйти подальше от нахального источника парадной какофонии. Жанна никогда прежде не думала, хорош ли их Дворец искусств или безобразен. Он просто был единственным, и все мало-мальски интересные события происходили именно в нём: детские новогодние утренники, концерты художественной самодеятельности, гастроли заезжих столичных звёзд и спектакли известных театров. Выпускной вечер начинался всё там же, и аттестаты им с Лилей вручали в громадном зале заседаний – он же концертный, он же театральный – с дурацкими тонкими фальшивыми колоннами вдоль стен и тяжёлой многофигурной лепниной на потолке. А теперь, в грохоте бравурных маршей, исполняемых странным тонкоголосым хором, сооружение из крашеного бетона показалось ей совсем нелепым и громоздким. Девушка поднялась по знакомой с детства широкой лестнице, протянула приглашение дежурившим на входе двум рослым молодцам и шагнула внутрь, нерешительно и неохотно. Внутри было ещё хуже, чем снаружи. В громадном холле, между неуклюжими скульптурами народных героев последних десятилетий красовались огромные, грубо размалёванные напольные вазы с охапками цветов всевозможных видов и расцветок. От пёстрых букетов рябило в глазах, от смешения одуряюще сильных запахов кружилась голова. Широкую главную лестницу застелили ковровой дорожкой нестерпимо алого цвета, перила задрапировали цветочными гирляндами, которые вовсе ни на что уж не были похожи и напоминали Жанне почему-то о похоронах. «Сколько цветов попусту извели», – подумала девушка и потрогала листочки гирлянды, надеясь обнаружить тонкий пластик. Или из чего там делают эту искусственную растительность? Яркая зелень и нежные лиловые цветы оказались настоящими.