Похождения робота
Шрифт:
— Что-что, а этого сколько угодно! — раздался в трубке веселый голос Хаменко. — Для тебя сервис наивысшей пробы хоть сейчас!.. У тебя дома есть кто?
— Жена!.. Так что буду надеяться. Сделай, голубчик! Персонально, так сказать! На уровне этих самых международных стандартов! А то сам знаешь народ какой — тяп-ляп!
— Будь спок!
Поднимаясь домой по лестнице за час до Нового года, Мышатников почуял острый дезинфекционный запах и удовлетворенно подумал: «Не обманул!»
На двери была приколота
МОЙ ВЫИГРЫШ
Приобрел я по случаю билет художественно-вещевой лотереи.
Не хотел брать, но кассирша упросила:
— Бери, не пожалеешь! Художественную вещь можешь выиграть: видик там в рамочке, а может, даже чайный сервиз.
Видик мне не особенно нужен, а вот сервиз, конечно, вещь. Очень художественно выглядел бы и какой-нибудь коврик этак три на четыре.
Дождался таблицы, проверяю — есть, выиграл! Только не сервиз, не ковер и даже не видик, а — вазу.
Так и указано: ваза.
Пес с ней, думаю, ваза так ваза. Ваза тоже имеет некоторую художественную ценность, особенно если хрустальная.
Радуемся, конечно, с Лидой, и даже в прессу попали. Один для подначки в газете заметку поместил: мол, по разным лотереям гражданин такой-то выиграл «Москвича», такой-то «Жигули»… А про меня выразился так: «ценные выигрыши выпали также на долю тов. Утина Б. Т. И др.».
На работе, конечно, сразу пронюхали, поздравляют, завидуют, однако про вазу никто не верит.
— Прибедняешься! — говорят. — Наверное, не меньше мотоцикла с коляской оторвал, а то не стали бы в газете помещать.
Сашка Целовальников собрал шайку, заявляются:
— С тебя причитается!
Я, конечно, за безалкогольные традиции, но куда денешься: сводил их, как положено.
В результате образовался в моем кармане ощутимый дефицит, и решил я его покрыть за счет материальной помощи, которую мне давно обещали.
А в месткоме говорят:
— Мы это дело пересмотрели. Другому дадим… Выиграл, да еще и помощь просит! Как не стыдно!
И путевочка моя улыбнулась.
Марина из месткома аж распсиховалась:
— Зачем она тебе нужна? Вы со своей Лидочкой небось теперь на «Жигулях» поедете. Путевку дадим тому, кому нужна, кто не выигрывал.
— Да я, — кричу, — не «Жигули» выиграл, а вазу!
— Все равно, — говорит. — Другие ничего не выиграли. Я, например, всю жизнь билеты покупаю, а хотя б для смеху какой платок выиграла машинной вязки.
Через некоторое время берет меня за воротник наш культорг:
— Подписывайся на «Анатомию кошки» в шести томах!
— А на кой она мне, — смеюсь. — У меня кошки нет, и заводить не собираюсь.
— Это, — говорит, — не имеет значения. Ты должен поддержать наше ведомственное издание. Пришло письмо — просят организовать спрос. Твой дружок Целовальников уже подписался: он три дня прогулял, обсуждения ждет. И ты небось не обеднеешь! От общества брать все любят: выигрывать и прочее…
Пришлось подписаться на «Анатомию кошки»: пускай, думаю, стоит в серванте и придает комнате интеллигентный вид.
Два билета на самодеятельность тот же культорг мне вручил:
— Ничего не знаю! — говорит. — Куда я их дену? А тебе теперь надо культурный уровень повышать, а то все думают, как бы выиграть, да себе в карман.
Потом опять Сашка Целовальников заявился.
— У меня, — жалуется, — за три дня, что прогулял, громадные затраты были, прямо неимоверно какие затраты, не говоря уж о расстройстве здоровья. Да еще на «Анатомию кошки» пришлось подписаться… Дай полста до тринадцатой зарплаты!
Разругались мы с ним, обозвал он меня «жилой» и «плантатором».
Присылают, наконец, вазу. Оказалось, не хрустальная, и даже не фаянсовя, а глиняная, наподобие деревенского горшка, причем и глазурью не сплошь облита, а местами, потеками какими-то.
Лида волнуется:
— Обманули! Хорошую взяли себе, а нам эту махотку подсунули. Думают, не понимают!
Я, конечно, тоже засомневался и понес этот горшок одному знакомому художнику. А он мне целую лекцию прочел, какой он художественный! Хорошо, умно говорил, хотя я мало что запомнил: «тона», «фактура», «естественный материал», «примитивизм»… И вышло, что горшок этот художественней всех хрустальных, потому что бросает вызов мещанским вкусам.
Дома я начал Лиде эту премудрость втолковывать. Про «тона» да про «фактуру» она слушала еще ничего, а как дошел до мещанских вкусов, вспылила:
— Раз я, по-твоему, мещанка, так зачем с мещанкой живешь? Ищи себе артистку!
Слово за слово, схватила она со стола эту художественную вазу да — хлоп меня по лбу!
Ваза — в черепки, но лоб остался цел, хотя, правда, вздулась шишка с доброе куриное яйцо.
С шишкой я и притопал на работу. А там радость: Иванов наконец-то на пенсию уходит, а на его место меня давно сватали.
Сунулся я к шефу. Он осмотрел меня хмурым взором и говорит:
— Не пойдет! Неустойчивым человеком ты, Утин, оказался. Не успел выиграть, а уж ходишь в синяках и шишках с ног до головы.
— Так это, — говорю, — жена…
— Вот-вот! Раньше не было!.. Значит, загордился ты от выигрыша, головокружение получил. Стал, наверное, предъявлять к ней какие-нибудь немыслимые претензии, она вынуждена защищать свою честь…
И на ивановское место продвинул Сашку Целовальникова: мол, на новом посту человек почувствует ответственность и остепенится.