Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица (Книги 1,3,5,7,8)
Шрифт:
Увидев описанную выше картину, пастор был потрясен:
– Дети мои!
– воскликнул он.
– Надо меньше пить!
– Уйди старик, я сегодня грустен!
– устало протянул Вольф и вырвал на Даллеса.
Ошарашенный пастор Шлаг вылетел из здания и направился на почту, где в особо зашифрованной форме передал в Берлин, бригаденфюреру Шелленбергу следующую телеграмму:
Бригаденфюрер!
Переговоры между Вольфом и Даллесом зашли в тупик по причине пьянства, организованного, как мне кажется, Вольфом. Прошу последнего немедленно
Шлаг.
Пастор ждал новых указаний и, c чувством выполненного долга, решил прогуляться по весеннему Берну. Он шел и, вдыхая аромат свободы и тепла, думал о великой Германии, которая будет также свободна, когда в Россию будет отправлена хотя бы небольшая партия шнапса.
Проходя по Цветочной улице, он увидел толпу возле дома, где в окне четвертого этажа стоял невзрачный старик, который совершенно безразлично смотрел вниз на любопытных швейцарцев.
"Странно, - подумал пастор, - что это он там делает?"
– Придурок, уже восьмой раз прыгает!
– крикнул кто-то из толпы.
Старик еще раз посмотрел вниз, снял очки, закурил сигарету и легко, "рыбкой", прыгнул вниз. Собравшиеся ротозеи лениво подошли к неподвижно лежащему телу, кто-то пощупал пульс и сказал:
– Нет, все еще живой!
Старик встал, отряхнул c себя пыль и снова направился к дому, повергая толпу в изумление. Когда он опять показался на окне, внизу, кроме пастора Шлага, уже никого не было. Но старик был слишком упрям - он снова снял очки, закурил сигарету и также, не обращая внимания на суетливую жизнь, прыгнул вниз.
Когда Шлаг подошел к нему, он понял, что на этот раз старик был мертв. Пастор перевернул его к себе лицом и изумился - перед ним был профессор Плейшнер, агент Штирлица и Москвы.
– Ужасная смерть!
– немного подумав, сказал пастор и ушел восвояси.
ГЛАВА 16. ГИТЛЕР ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Гитлер стоял на коленях перед Евой Браун и просил у нее прощение:
– Евочка, родная моя! Прошу тебя, помилосердствуй, душечка! Это все он, подлый Исаев вынудил применить к нему пытку носками!
– Не смейте говорить о Штирлице в таком тоне!
– давая смачную пощечину Гитлеру заорала Ева Браун.
– Евочка! Я же люблю тебя!
– продолжал Гитлер.
– Ну, что тебе Геббельс или Штирлиц, ведь я, и только я, подарил тебе все твои счастливые ночи!
– Хватит говорить гадости, Адольф!
– оборвала его Ева.
– Доктор Геббельс не сделал вам ни малейшего вреда! Он такой милый... И даже если вы нас застали врасплох, то это еще ни о чем не говорит! Мы c ним обсуждали важные государственные дела, и поверьте, Адольф, эти "дела" важны не только для меня и него, но, прежде всего - для вас и для всей Германии!
– Евочка моя...
– мямлил Гитлер.
– За, что мне такое наказание?
– орала Ева Браун, сотрясая своим голосом бетонные стены бункера.
– Мне, которая всю себя отдает ради того, чтоб этот придурок был счастлив?
– Евочка моя...
– бубнил Гитлер, обнимая прелестные ножки Евы.
Вдруг в бункер вбежал запыхавшийся Борман. Увидев Гитлера, стоящего на коленях перед Евой Браун, он не удержался и заржал как спесивый мерин. Гитлер опомнился, встал, принял обычный для себя вид и подойдя к Борману, плюнул ему в лицо. Борман не ожидал этого и плюнул в лицо Гитлера, сказав при этом:
– Вот мы и квиты, мой фюрер!
– Что вы себе позволяете, господин рейхсляйтер? вытирая физиономию и моргая глазками, закричал Гитлер.
– Ничего я себе не позволяю!
– вытирая лицо и передразнивая вождя нации сказал Борман.
Но Гитлер сдержал себя, так как прекрасно понимал, что он во многом зависит от Бормана, у которого находилось практически все золото партии, поэтому он подошел к Еве и попросил ее удалиться.
– Я слушаю вас, господин рейхсляйтер!
– сказал фюрер после того, как Ева Браун, заплаканная, ушла в свои апартаменты.
– Да, плохо вы обращаетесь со своей возлюбленной.
Гитлер стиснул зубы.
– Но я не за этим пришел!
– А за чем же еще?
– ехидно спросил Гитлер.
– Дело в том, что мы, наконец, арестовали Штирлица!
– Как? Уже?
– Да, мой фюрер, он вот уже как два часа находится в подвалах старика Мюллера.
Гитлер недоверчиво посмотрел на Бормана.
– Что вы предлагаете c ним делать?
– А вы?
– Я, собственно говоря, хотел бы переговорить c ним. Можно?
– Борман недоверчиво посмотрел на Гитлера.
– Переговорить?
– Да!
– О чем можно разговаривать c этой шпионской свиньей? c ненавистью произнес Борман.
– Есть о чем, - сказал Гитлер и вызвал своего любимого адъютанта.
ГЛАВА 17. ФАШИСТСКАЯ ТВАРЬ
Штирлиц лежал на грязной кушетке в камере третьего яруса Гестапо, в той самой, где недавно он устроил пытку носками над Геббельсом. Штирлиц смотрел в потолок. Потолок был серый, и казалось, такой же грязный как и кушетка, как и заплеванный, как будто специально кем-то пол, как и тускнеющие под замасленной лампой стены. "А это уже провал!
– подумал Штирлиц.
– И самое главное, Кэт окончательно втюрится в Бормана! Гад! Это все он подстроил - любитель мелких пакостей! Фашистская тварь! Как я их всех ненавижу!"
Штирлица терзали смутные сомнения относительно внезапного заключения его в ту же самую камеру, где он пытал доктора Геббельса, плюс еще ко всему, ужасно ныла разбитая во вчерашней драке челюсть. Но эти неприятности, которые, несомненно, привели бы любого другого разведчика в полное отчаяние, ни в коем случае не смутили Штирлица. Более того, он даже не поперхнулся, когда дверь в камеру внезапно открылась и на пороге стояли сияющий Мюллер и моргающий глазками Гитлер.
Гитлер брезгливо обошел камеру, c пониманием посмотрел на орудия пыток и, высморкавшись себе в рукав, обращаясь к Штирлицу, ехидно спросил: