Похождения соломенной вдовушки
Шрифт:
– Кровать цельная. Ее сплели на заказ в Таиланде.
– В корзинах, – вспомнила я, – в старину носили младенцев. Кажется, святого Иосифа подкинули в дом фараона в обыкновенной плетеной корзинке. И ты в этой корзинке спишь, как подкидыш?
– Изредка. В основном, когда ночую здесь, я ложусь в кабинете на диване... А я думал, кровать тебе понравится.
– Почему?
– Женщины, как правило, падки на экстравагантные вещи.
– Женщины, как и мужчины, бывают разные. Ты не замечал?
– Я по жизни
Мы подошли к дому номер восемнадцать. Красный кубик тонул во мраке.
– Может, она все-таки спит? – продолжала настаивать я.
– Сейчас увидим... Да как же?! Ворота нараспашку! Как можно так поступать?! Уйти, бросить дом незапертым...
– В чем-то Стася совсем еще ребенок.
– А полчаса назад ты уверяла, что она взрослая, самостоятельная девушка и не надо вмешиваться в ее дела.
– Ворота хотя бы прикрой!.. А вдруг она от любви потеряла голову? Это с каждым может произойти.
– С каждым-то вряд ли.
– Например, с тобой не может?
– Зачем ты сразу переходишь на личности?
– Я хочу понять! Вот ты, допустим, был влюблен в меня в юности. Но голову не терял, не так ли?
– Ну до такой степени, чтобы оставлять открытыми двери, нет.
– Жаль, – протянула я разочарованно. – Мне бы хотелось, чтоб кто-нибудь ради меня совершил безумство.
Так и не заперев ворот, мы прошли в дом и остановились на пороге.
– Никого нет, – вздохнул Соломатников. – Пустота.
– Может, пройдем по дому, посмотрим?
– Где тут смотреть? На первом этаже точно никого.
– Поднимемся на второй.
Стася не только не заперла ворота, но и не закрыла окна. Через распахнутую балконную дверь в дом рвался ветер. В спальне легкая, как сеть, штора надулась парусом.
Повсюду были видны следы смятенного бегства хозяйки.
На незастланной кровати валялись кружевные трусики, белые джинсы, сарафан и прозрачная туника. Бархатные вечерние туфельки грустно пылились посреди комнаты. Рядом с ними я обнаружила шелковую театральную сумочку, черную, расшитую стразами. Должно быть, старинную, ручной работы.
Возле зеркального шкафа-купе были грудой свалены коробки от обуви.
На туалетном столике осталась незакрытой пудра-рассыпушка. Тюбик губной помады скатился под стол. А на спинке стула безжизненно повис фен, не выдернутый вдобавок из розетки...
Я машинально нагнулась и подняла помаду. Цвет оказался морковным. Стасина мать Ольга тоже любила эти тона.
– С самого начала было ясно, что ее тут нет, – раздраженно заметил Соломатников. – Зря протаскались только. Идем!
– А вот и не зря! – Я с улыбкой кивнула на гламурный хаос. – Теперь мы точно знаем, где наша беглянка.
– Ну и где?
– Не видишь? На свидании!
– Да вижу!.. Что за охота болтаться черт знает где по ночам?
– Это ее личное дело!.. Пойми, Стася прекрасно справится без нас и наших дурацких советов.
– Ну уж нет! Я намерен дождаться ее возвращения и сказать ей...
– Все, что ты о ней думаешь! – Отодвинув на край Стасины тряпки, я прилегла на кровать. – Спать хочется... Ужасно хочется спать.
– Вот и хорошо! Ты поспи, а когда она придет, я тебя разбужу. Надеюсь, ты меня поддержишь?
– В каком смысле?
– Ну скажешь ей как женщина женщине, что бегать ночью по кустам – невысокий класс. Кстати, а почему она не позвала его в гости?
– У них все сложнее, – объяснила я.
– Как у нас? – Он сел рядом со мной на кровать и бережно положил мою голову к себе на колени.
– А как у нас?
– Никак. Я пошутил. Хотел посмотреть на твою реакцию.
– О’кей.
Я закрыла глаза.
40
– Тетя Мила! Ты слышишь меня?.. Тетя Мил! Да вставай, тут такое произошло!
– Какое?
Чтобы увидеть Стасю, я попыталась поднять голову, но чуть не закричала от боли. Шея затекла. Подушки у Стаськи отвратительные, жесткие, как камень.
Однако, проснувшись окончательно, я обнаружила, что провела эту ночь вовсе не на подушке, а на железном плече Соломатникова. Мой давний воздыхатель преспокойненько посапывал рядом.
– А-а-а!..
– Ты что, уже все знаешь?
– Конечно! Вот он...
– Да что он! – Стася досадливо махнула рукой.
– То есть как это что?!
– Ну погудели вчера от души. Виски дринкнули! С кем не случается?
– Со мной, по крайней мере, еще не случалось, – растерянно пробормотала я.
– Все когда-нибудь, тетя Мил, случается первый раз в жизни!
– Но мне кажется... Мне кажется, что ничего не было...
– Да чего ты паришься! Я ничего Вадимчику не скажу.
– А его жене?
– Оно тебе надо? – Стася даже рассердилась. – Я в глаза не видела никакой жены! Я вообще не знаю, есть ли она на свете... Спускайся, короче, я кофе тебе сварю.
Я с тоской поплелась в душ, пытаясь по дороге осмыслить происшедшее. А может, ничего и не было? Платье-то застегнуто, вроде бы аккуратно... В общем, я решительно ничего не понимала, и только чувство раздражения против Соломатникова нарастало в моем сердце не по часам, но по минутам: citius, altius, fortius. «Но если ты такая недотрога, – ругала я себя, – то нечего шляться по чужим спальням. Ночуй дома! Как говорили в юности, лучшее лекарство от СПИДа – спи-1».
– Тебе тут девица обзвонилась какая-то, – сообщила Стася, жестом приглашая присесть к столу. – Вера Рассказова. Тебе это говорит что-нибудь?