Поиск-89: Приключения. Фантастика
Шрифт:
— У меня задача — предотвратить разрушение промышленности. Или вам, святой отец, неведомо положение. Ежедневные диверсии на предприятиях…
— Нам все ведомо.
Нури дослушал до конца. Бесценная информация, но как ее использовать, кому передать. И где этот Норман Бекет?
Нури вышел из машины. Если что, то дубликатор вызова есть в доме. Крики от реки звучали глуше, гилозоисты устраивались на ночлег, и только женский голос, высокий и неукротимый во тьме, выводил странную мелодию, наверное, песню, но слова были неразличимы. Нури слушал ее не первый раз, и песня всегда затрагивала какую-то струну в сердце. Ночью просматривались звезды, ветер от недалекого океана сдувал хмарь с несчастного острова, и в такие
Младший консультант старик Тим, в быту Тимоти Слэнг, выпал в осадок. Старик вел аморальный образ жизни: стучал красным на синдикат. Расколоть подсудимого не удалось. Пусть родственники не беспокоятся — жидкость «Некрофаг» прекрасно растворяет трупы.
Нури аккуратно свернул газету. Он не стал перечитывать объявление, он вышел во двор и сел на бетон возле машины. Млечный Путь уходил в бархатную черноту бесконечности. На материке под защитой соснового леса посапывали в спальнях его подопечные дошколята, наверное, храпел сытый лев Варсонофий, и, конечно, не спал директор ИРП доктор Сатон. Все остается на своих местах, вертелась никчемная мысль. Где-то там пересекаются параллельные прямые, а Земля вообще-то голубая, и чернота неба не более чем тень Земли. И кто-то из великих говорил, что вечность не что иное, как перпендикуляр к нашему времени и пространству. А сколько времени надо, чтобы труп растворился целиком? А если Тима живьем бросили в некрофаг? Он, конечно, не мог утонуть, некрофаг тяжелая жидкость. Он плавал в ней и растворялся, съедаемый бактериями. Сколько вечностей слышался крик Тима? Зверье!
Нури никогда по-настоящему не думал о грозящих опасностях, это было вне его восприятия. И наверное, он впервые понял серьезность своей работы: за связь с ним убивают. Это странно, это невозможно принять. Еще три дня назад Слэнг сидел, как всегда, в кресле, шевелил мешочками, вытирал глаза и говорил, говорил. Он любил монологи, старик Тим…
Нури вскочил от боли в ушах, затряс головой и тут же увидел на дорожке конус кипящего пламени. Конус мгновенно погас, и на его месте возник некто длинный и веселый.
— Ты звал меня? — голосом злого духа сказал он. — Ты звал меня, Вальд! Я пришел.
Он был в талии перетянут толстой металлической полосой со множеством мелких раструбов понизу. Пояс космонавта, такой точно был у Рахматулы. Ну да, это Норман Бекет, вон и шрам поперек глаза, рассекающий бровь и скулу. Похож.
Нури протянул руку и увидел, что в кулаке у него зажата газета. Норман разжал кулак, вытащил и развернул газету.
— Это он, — после паузы сказал Норман. — Сначала, как мне сообщили, явился какой-то неестественный красавец, сказал, что ты хочешь видеть меня, и исчез. Меня не было, поговорить с ним не мог, но насторожился. А потом вот он пришел, тоже от тебя. Конечно, старик знал, что попытка связаться со мной грозит ему смертью, и вот поди ж ты…
— Некрофаг, — без выражения сказал Нури.
— Да.
— Я жалею о том, что искал встречи с тобой, Норман.
Бекет возился с застежками, стянул с головы блестящий шлем, перекинул через плечо чешуйчатый пояс и пошел в дом не оглядываясь.
— Странные у тебя знакомые, Вальд. Сколько мы с тобой не виделись, четырнадцать, нет, пятнадцать лет Кто ты сейчас? Наладчик? Отличная специальность. А этот, младший консультант? Он говорил, что он твой друг…
Нури машинально отвечал на вопросы. Он был потрясен гибелью Тима и с постыдным, как ему казалось, облегчением думал, что он не просил Слэнга связывать его с Норманом,
— Конечно, прямые контакты со мной опасны. Ты поэтому жалеешь о встрече? Не бойся, Вальд, я пользовался поясом, а следить за мной в полете они еще не научились.
— Я не о себе, — сказал Нури. — Что ты можешь сделать, Норман. Ты один, я один.
Норман долго молчал, поглаживая обожженную кожу головы и рассматривая Нури. Потом улыбнулся.
— Тебя это тоже волнует? Вот не ожидал, что ты до такой степени изменишься, помнится, ты был абсолютно пассивен.
— Годы… синдикат, лоудмены, агнцы божьи. Мерзость.
— Вот именно. Добавь сюда тайные, пока еще тайные концлагеря для язычников-мысляков… И потом, с чего ты взял, что я один?
Нури не ответил. Конечно, Норман в лидерах легальной оппозиции, он наверняка связан с подпольем.
— Вернемся к нашим баранам, зачем ты звал меня?
К этому вопросу Нури был готов. Он с подробностями рассказал, как сделал кибера для домашних услуг, как познакомился с Тимом и продал робота отцу Джону.
— Господи, — сказал под конец Нури, и это вышло у него вполне естественно. — Черт меня дернул сделать этого робота. От него все пошло.
Норман взглянул удивленно.
— Ты что? Всерьез думаешь, что в твоем кибере дело? Если б только кибер, уж с этим-то мы справились бы. Это реакция, Вальд, консерваторы всех мастей, принюхавшиеся. Но это длинный разговор, у нас еще будет время. Для тех, кто со мной, сейчас главное — быть в курсе всего, что затевает пророк, самая опасная фигура.
Норман, длинноногий, длиннорукий и какой-то мосластый, сидел в том самом кресле, похожий на кузнечика. От него исходила спокойная сила, от него веяло уверенностью. И он доверял Вальду, которого, надо полагать, не вспоминал десяток лет, о котором не знал ничего. Доверял секреты оппозиции, а может быть, просто пренебрегал секретностью. Ну что тут скрытого: оппозиция хочет знать, что делается в стане ее врагов, это очевидно. И если Вальд ранее имел связь со своим кибером… Надо посмотреть, нельзя ли эту связь возобновить.
— Я подумаю, — сказал Нури. — Я постараюсь.
Он не знал, под каким предлогом передать Норману запись, сделанную Олле. А передать надо было, по возможности не раскрывая себя. Наконец придумал сослаться на Тима, дескать, Слэнг изловчился достать запись и вот оставил третьего дня. Может быть, для Нормана и оставил?
Насыщенной событиями была эта ночь. Приближалось время урочной связи с Хогардом. Нури, проводив Нормана, с которым договорился о способе связи, снова залез в салон машины. Экранчик уже мерцал, и потрескивало в динамике. Стали гаснуть окна соседних коттеджей, светился вдали разноцветным куполом туман смога над ночным городом, и тихо допевали свои гимны язычники. Нури, стараясь отвлечься от скорбных мыслей о Слэнге, подумал, что ему все не хватает времени заняться язычниками, а если в Джанатии кто болеет о природе, то это они…
Потом от ближнего завода заухали взрывы, донеслась очередь крупнокалиберного пулемета, и реквием стих. Боевые группы язычников — воины Авроры, как они себя называли, — начали свои ночные операции. Что они сегодня взорвали — стоки, склад, цех? Об этих ночных сражениях официальные источники молчали. И это настораживало. И Норман, так много сказавший сегодня, о язычниках ни слова. Только Тим говорил иногда о партизанских налетах воинов Авроры на химические заводы-автоматы, наиболее вредоносные. Тим говорил, что язычество в Джанатии чаще всего не религия даже, это форма протеста, образ мышления, отрицающий неравенство между человеком и природой, не воспринимающий разницы между человеком и, скажем, деревом. Природа равна самой себе, неравенства нет, как нет и предпочтения. Эти экскурсы в царство язычества старик Тим всегда завершал словами: «Пойду повою!»