Поиск-89: Приключения. Фантастика
Шрифт:
— Это брошенные дети, сейчас многие бросают детей, мы подбираем, кто-то должен думать о будущем. У нас несколько приютов. И даже школы имеются, в метро, вы знаете, можно дышать без маски. Сегодня экскурсия в зверинец — так важно знать, что на Земле человек не одинок, что есть кошки, и вороны, и собаки. Сейчас у нас здесь несколько сотен детей от пяти лет и старше.
Дети, узники неустроенного мира, не смотрели на них, они созерцали животных, группками толпясь у ограждения. Красиво одетые дети с белыми лицами…
Олле словно наступили на сердце. Ему стало стыдно своего здоровья, силы и благополучия, того, что вот он может уйти
— Я знаю, гнев ваш праведен и ищет выхода, — жрец смотрел в глаза Олле и тонкими движениями касался его груди у сердца. — Не надо слов, слова придут потом. Я хочу удвоить вашу силу и снять тяжесть с души. В Джанатии мало радости, а человек не может без нее. Примите наш подарок. И мы, кто здесь сейчас, порадуемся с вами… Дин, пусть он войдет!
Он не вошел, он ворвался, лишь только Дин чуть приоткрыл малозаметную дверь.
— Святые дриады, — прошептал Олле, упав на колени и протягивая руки. — Гром! Щеночек мой!
Вечером в штабе были включены все экраны. Диктор известил о чрезвычайном сообщении, с которым выступит премьер-министр.
На экранах премьер хорошо смотрелся: государственный деятель, для которого безопасность государства и благополучие граждан — единственная забота.
Он сказал, что устои шатаются, общество расколото усилиями тех, кто называет себя язычниками. «Язычество — безнадежная попытка пробудить в человечестве давно угасшие атавистические верования, возможно, и оправданные на заре цивилизации, но смешные в наш век всеобщего прогресса. Не для того человек, венец божественного творения, вырос до царя природы, чтобы в итоге признать себя недостойным лидирующего в ней положения». Догмы язычества, сказал премьер, настолько несерьезны, что оспаривать их бессмысленно. Конечно, в свободной демократической стране, каковой является Джанатия, каждый вправе выбирать себе веру по сердцу и уму. Никто не может сказать, что правительство виновно в гонениях на язычников, в ущемлении их прав, оно всегда было лояльно к верующим. Но лояльны ли язычники к государству, благами которого они пользуются?
Тут премьер сделал паузу, перебирая на столике листы с текстом выступления.
— В язычестве, — продолжал он, — выделилось агрессивное крыло, так называемая армия Авроры. Бандитские формирования этой армии ведут войну против сил порядка. Войну, прямо направленную на подрыв экономики Джанатии. Разрушены многие жизненно необходимые предприятия. Однако правительство, руководствуясь гуманными соображениями, не предпринимало жестких мер против армии Авроры. Мы надеялись, что, поняв бессмысленность диверсионной деятельности, язычество откажется от вооруженной борьбы, переведя ее в плоскость идеологии. К сожалению, эти надежды не оправдались. С прискорбием должен сообщить, что армия Авроры ударила по самой основе жизни — по гидропонным сооружениям.
На экранах возникли развалины гидропонных теплиц, снятые с вертолетов. Панорама производила жуткое впечатление — сплошной хаос пленки, труб и решетчатых конструкций. Потом крупно были показаны рабочие, убирающие лопатами зеленую слизь. Все, что осталось от растений. Показаны
— Граждане Джанатии знают, что в стране нет голодных, что необходимые продукты питания щедротами картеля и банков даются бесплатно и каждый из нас не ведает заботы о хлебе насущном. Мне горько, но я вынужден сообщить, что отныне мы вынуждены ограничить в рационах натуральные продукты. Естественно, на жеватин, как продукт синтетический, ограничения не распространяются…
Премьер еще долго говорил, но его плохо слушали.
— Гнусная провокация! — Дин ударил кулаком по столу. — Я не думал, что они решатся на такое. Мы никогда не трогаем предприятий пищевой промышленности, и вся страна это знает.
Все подавленно молчали. Потом Олле спросил:
— Вы сказали: «Не думал, что они решатся».
— Это работа Джольфа, — проговорил кто-то из боевиков.
— Ни минуты не сомневаюсь, — кивнул Дин. — Сейчас Баргис бросит на нас своих лоудменов. Генерал жаждет крови. Потом, когда язычество как движение будет уничтожено, они увеличат раздачу пищи, восстановить гидропонные теплицы — не велика задача. Передача власти пророку, выборочный террор против интеллигенции — и все вернется на круги своя, легальная оппозиция им не страшна.
— Надо организовать охрану пищевых предприятий, — сказал бородач, сидевший в углу.
— Это значит подставить под удар наши боевые группы, — возразил Дин. — Объединенным силам полиции, лоудменов и гангстерского синдиката мы противостоять не сможем.
Олле прислушивался к разговору, положив руку на голову пса. Гром с момента встречи не отходил от хозяина, все стараясь заглянуть Олле в глаза. Язычники-хирурги сотворили чудо, вернув пса к жизни. Раны зажили, но выделялись на черной шерсти серыми пятнами, следами стрижки и повязок.
— И еще прошу учесть. — Дин приглушил звук видео, — генерал собирается выкурить нас из метро в ближайшее время. Мне это доподлинно известно.
— Что значит выкурить?
— Пустить ночью в метро хлор. И помешать этому мы не можем, сил не хватит.
— Они же знают, что у нас здесь дети.
— Не обольщайтесь, для них нет запретов. Эвакуацию детей надо начать утром с первыми поездами.
— Эвакуацию?
— Да. На улицы.
— Пойти на ликвидацию приютов?
Вопрос остался без ответа.
— Я вот все слушаю вас, братья-мои-язычники, и не очень приемлю вашу позицию. Детей увести надо, тут спорить не о чем. Но сами-то неужто будем ждать, пока нас обложат со всех сторон? Врагов надо бить поодиночке — это азбука. Я беру на себя Джольфа четвертого и надеюсь, он станет последним. — Олле потрогал шрам на подбородке. — Мы у него в долгу, а долг платежом красен, не так ли, Гром?
Пес застучал хвостом по столу, оскалился. На него смотрели с опаской: в голове не укладывалось, что этот чудо-зверь вполне ручной.
— Олле прав, — сказал Дин. — Не далее как вчера пророк и генерал обсуждали детали переворота, сейчас события будут развиваться все более быстрыми темпами. И я согласен, надо ударить по притону Джольфа. Действовать крупными силами!
— Не надо крупными, — Олле улыбнулся. — Вы, я и Гром — это уже трое. Еще двух я подберу сам. Главное — внезапность.
Ночью, когда Олле лежал на своей сиротской надувашке, к нему в каморку зашел Дин. Пес разрешил ему потрогать себя.
— Удивительное ощущение касаться собаки, — Дин вздохнул.