Поиски красавицы Нанси
Шрифт:
— Добрый вечер, милая принцесса! — сказала королева, целуя Маргариту в лоб. — Как здоровье вашей матушки, королевы Екатерины?
— Отлично, ваше величество! Королева ожидает вас в большом зале Лувра.
— Вы видите, что я уже совсем готова. Мне остается только надеть перчатки.
Сказав это, наваррская королева достала из комода ящичек, купленный утром у Пьетро Довери.
— Какая прелестная работа! — сказала Маргарита, рассматривая дивную резьбу и инкрустацию ящичка.
Королева взяла из ящика первую пару перчаток.
— Позволите
— Охотно, милая невестушка!
Королева протянула левую руку, и принцесса с неподражаемой ловкостью принялась надевать перчатку. Королева улыбалась ловкости грациозной, милой девушки. Но в тот момент, когда перчатка была уже совсем надета, Жанна д'Альбрэ слегка вскрикнула.
— Что случилось? — испуганно спросила Маргарита.
— Ничего, не беспокойтесь, милая, — с улыбкой ответила королева Жанна. — Меня что-то укололо, но, вероятно, это мне просто показалось.
— Позвольте мне снять перчатку и осмотреть ее! — сказала Маргарита.
— О нет, не надо! Вы так старательно надевали ее, а мы будем теперь снимать! Да к тому же я не чувствую никакой боли! — и она обратилась к Миетте: — Предупреди мою свиту, крошка, что я готова! — Затем она протянула Маргарите руку, на которую была надета отравленная перчатка, и сказала: — Пойдемте, невестушка! Эту ночь я хочу танцевать так, словно опять наступила пора моей молодости!
Тем временем принц Генрих поднимался по лестнице на чердак Фаринетты. Увидав его, Паола с радостью воскликнула:
— Слава Богу! Это его высочество! О, пощадите меня, принц.
— Паола! — сказал Генрих. — Вы предали меня и Ноэ и этим заслужили свою участь! Но не беспокойтесь: до тех пор пока ваш отец не замыслит нового злодеяния, с вами не случится ничего дурного.
— Но я ужасно боюсь, что отец уже замыслил это дурное! — с отчаянием крикнула Паола. — А я-то… разве я чем виновата?
— Что такое? — вздрогнув, спросил Генрих. — Что же замыслил ваш отец?
— Он задумал отравить кого-то!
— Кого?
— Я не знаю. Сейчас я сообщу вам все, что мне известно об этом. Вчера утром отец послал Годольфина в Лувр к королеве Екатерине. Годольфин принес оттуда очень хорошенький ящичек с перчатками. Отец взял первую пару — она была светло-желтого цвета — и… отравил перчатки!
— Каков был с виду этот ящичек? — крикнул Генрих, чувствуя, как у него на голове зашевелились волосы: ведь король подарил его матери хорошенький ящик с перчатками!
— Ящик был из черного дерева с инкрустацией из слоновой кости и перламутра. По углам у него были…
Но принц не стал дослушивать конец описания: уже по началу он видел, что это был тот самый ящик, который был подарен его матери Карлом IX, и стремительно повернулся к двери.
Он хотел бежать во дворец, но Фаринетта остановила его вопросом:
— Вы ничего не прикажете мне, принц?
— Да, прикажу! — крикнул принц, объятый приступом бешенства. — Слушай, ты, дочь Рене-отравителя! Если я успею прийти вовремя, чтобы помешать умереть моей матери, которую задумал отравить твой отец, то я пощажу тебя. Но если теперь уже слишком поздно… О, тогда ты будешь отдана во власть Фариетты! Помни, — обратился он к последней, — если через два часа Маликан не вернется, она — твоя!
Сказав это, Генрих бросился, словно безумный, бежать в Лувр, приказав в то же время Маликану бежать в Босежур на тот случай, если королева Жанна еще не успела выехать на бал.
Генрих стрелой пронесся мимо часовых, в несколько прыжков взобрался по большей лестнице и вбежал в зал. Перед ним стеной стояла густая толпа придворных. Слышались какой-то испуганный шепот, какие-то заглушенные восклицания, кто-то тихо всхлипывал. Генрих силой растолкал придворных и выбежал на середину, где его глазам представилась страшная картина. Королева Жанна без чувств лежала на руках Карла IX и принцессы Маргариты.В нескольких шагах от них стояла королева Екатерина. Она была неподвижна и бледна, как статуя; только ее черные недобрые глаза горели плохо сдерживаемым, заметным торжеством.
Генрих отчаянно вскрикнул:
— Поздно! Моя мать отравлена!
Он подбежал к матери и сорвал одну за другой перчатки с ее рук.
На левой руке наваррской королевы виднелась запекшаяся капелька крови…
XXIII
Еще четверть часа тому назад королева Жанна, очаровательно улыбаясь, входила в большой луврский зал. Король Карл IX подал ей руку; королева Екатерина взяла руку Маргариты и шла за ними следом.
В тот момент, когда король хотел начинать танец, королева Жанна вдруг остановилась и судорожно схватилась за сердце.
— Что с вами? — спросил Карл IX.
— У меня какое-то странное ощущение, — ответила Жанна д'Альбрэ. — Сердце усиленно бьется, и в голове все кружится… Я нездорова…
Она покачнулась. Король и подбежавшая к ним принцесса Маргарита подхватили ее. Один из пажей кинулся за доктором Мироном.
Именно в этот момент в зал ворвался Генрих Наваррский с криком: «Поздно! Моя мать отравлена!»
И тогда одно имя зашептали уста всех. Это было имя Рене! Король взглянул на мать и сразу понял все. Он побледнел, нахмурился и приказал:
— Пусть все уйдут отсюда!
Из уст в уста уже бежали слова: «измена», «отравлена», «предательство». Придворные торопливо исполняли приказание короля и выходили из зала.
Только беарнцы, приехавшие вместе с Жанной д'Альбрэ, остались на месте, еще плотнее сдвинувшись вокруг своей королевы.
— Выйдите, господа! — приказал им Генрих.
Тогда они вышли: нужен был приказ их государя, никому другому они не хотели повиноваться!
Теперь вокруг бесчувственной Жанны д'Альбрэ остались лишь король, королева-мать, принцесса Маргарита, принц Генрих, Крильон и Пибрак.