Поиски знаменитостей
Шрифт:
Но стоило им вместе сесть за утренний чай, как мама озабоченно спросила:
— Валя, ты что, спал плохо?
— Я? — удивился Валька. — Почему ты думаешь? Нет, хорошо спал.
— А в школе у тебя как?
— Обыкновенно, — Валька пожал плечами. — А что?
— Да так. — Мама взглянула на сына, и Вальке стало стыдно. Сначала скупо, как бы нехотя, а потом все подробней рассказал он о том, что с ним произошло вчера.
Мама слушала его внимательно, а когда он кончил, вздохнула и сказала:
— Ну, дай бог.
По тому, как она произнесла последнюю фразу, Валька понял, что маме очень хочется, чтобы Фишер взял его к себе в ученики. Впрочем, сам Валька хотел этого еще больше. Когда встали из-за стола, он подошел к маме, хотел что-то сказать. Но тут же нахмурился, сделал вид, что ищет на столе ручку.
Мама улыбнулась, чуть заметно, одними уголками губ. Она обняла Вальку за плечи, потом растрепала волосы и поцеловала его в лоб. Как всегда в таких случаях, Валька постарался поскорей вывернуться. А на душе у него было радостно.
Они жили вдвоем — мама и Валька. Отца Валька не помнил. Часто, особенно когда был дома один, разглядывал он его портрет. С фотографии задумчиво смотрел светловолосый, немного скуластый мужчина с высоким лбом и мягко очерченными губами. И иногда Вальке казалось, что отец вот-вот переведет глаза на него, улыбнется, спросит что-нибудь…
У мамы в комоде хранились извещение о гибели отца и письма его товарищей по службе. Когда пришли эти простые листки, принесшие столько горя, было Вальке всего-навсего три года.
Кое-что из последующего Валька запомнил. Особенно одну ночь. Он проснулся, но не сразу открыл глаза. Какие-то незнакомые звуки раздавались в комнате, словно кто-то плакал. Вальке стало страшно, он хотел позвать маму, но, открыв глаза, увидел, что она сидит, прислонившись лбом к его кроватке, и плачет.
Первым побуждением Вальки было зареветь. Но он сдержался, вылез из-под одеяла и только тогда позвал маму. Она как бы очнулась, кинулась к нему…
С той, верно, ночи и началась у мамы с сыном большая дружба. И сейчас, рассказав матери обо всем, Валька почувствовал облегчение. Волнение, нетерпение — все это прошло. Осталось только приподнятое, легкое настроение, приятное ожидание чего-то большого и светлого.
Как ни пытался Валька заставить себя сесть за уроки, чтобы сделать их до того, как пойдет к Фишеру, — не смог. Воображение против воли рисовало одну картину заманчивей другой. Вот Фишер приходит в восторг от его, Валькиных, способностей. Вот Валька уже выучился играть… А вот и полутемный концертный зал, оркестр, освещенный дирижерский пульт… И сам он, Валька, стройный, спокойный, со скрипкой…
Когда дошло до этого, Валька даже головой тряхнул. Фу ты, напасть какая! Вот выставит Фишер за дверь. Очень просто. Еще скажет что-нибудь обидное.
Половина седьмого. Мама поглядывает на часы, однако ничего не говорит. Валька тоже поминутно смотрит на часы. Но он дал себе слово — выйти из дома не раньше чем без двадцати семь, поэтому сидит и делает вид, что торопиться ему некуда.
Вот, наконец, долгожданная минута. Куда девалось Валькино равнодушие! Еле попав в рукава пальто, он уже выскочил в сени.
Вот и домик, в котором он побывал вчера, Рука сама тянется к звонку. И только когда позвонил — стало страшновато. На мгновенье мелькнула мысль — взять да убежать…
Дверь опять открыла девчонка с бантом. Только сегодня она была в пальто и в шапочке. Кусочек банта весело выглядывал из-под воротника.
Открыв дверь, девочка не посторонилась, чтобы пропустить Вальку, а остановилась, держась за ручку. Брови у нее были слегка нахмурены, и все смуглое лицо носило отпечаток озабоченности. Вальке стало неловко, во взгляде девочки он уловил недружелюбие.
— Дома… — спросил Валька и замялся: забыл вчера спросить, как зовут Фишера.
Девочка опустила глаза, поковыряла носком ботинка старый, выщербленный порог и ответила односложно:
— Дома.
После этого она помолчала еще немного и вдруг торопливо заговорила:
— К нему сейчас нельзя. У него сейчас Сережа. Они прощаются, и дедушка очень волнуется. Вы подождите немного, хорошо?
Валька хотел сказать, что он согласен, но не мог, только головой кивнул. Волнение девочки передалось и ему, горло сразу перехватило. Понял Валька только одно, что старик Фишер приходится девочке дедушкой. И в то же время сознание чего-то необычного, большого, важного не покидало его.
После того как он согласился ждать, лицо девочки значительно смягчилось. Она по-прежнему молчала, но само молчание было уж не таким, как несколько минут назад. Валька ясно чувствовал эту перемену в настроении девочки. Глаза их на минуту встретились, и оба вдруг смутились.
Тут Валька заметил, что в руках у девочки небольшой чемоданчик. «В баню, наверно», — подумал он, а вслух спросил:
— Вы тоже музыкой занимаетесь?
— Почему «тоже»? — живо откликнулась девочка Видно, ей, как и Вальке, это неловкое молчание было невмоготу и она с радостью ухватилась за ниточку разговора.
— Ну, как… дедушка.
— Нет, — энергично мотнула она головой, отчего бант вылез из-под воротника почти наполовину. Досадливо наморщив нос, девочка стала поправлять его одной рукой. Она все время порывалась пустить в ход другую руку, но ей мешал чемодан.
— Давайте подержу, — грубовато сказал Валька. Чемодан оказался совсем легоньким, а ручка у него была теплая. Ощущать это теплое прикосновение было приятно и в то же время немножко стыдно. Будто делал Валька что-то такое; о чем нельзя никому рассказать, да и думать об этом можно только одному, когда не видит никто.