Poison
Шрифт:
Человек не взял его и в этот вечер. Покормил, сделал уколы, объяснил как к нему обращаться, и заметил в своей манере:
– Ваш язык я знаю по роду службы. Было бы удобнее, чтобы ты тоже знал наш, и не только в объеме "сосать-раком". Я распечатаю тебе пособие.
– Хорошо, - почти беззвучно отозвался юноша, несколько обескураженный распоряжением: игрушку для ложа или домашнее животное в ошейнике незачем обучать языку.
Дверь спальни была приоткрыта. Если чуть сдвинуться, то прямо с кровати он мог видеть другой проем и сидящего за столом мужчину. Тот снова пил свой странный густой напиток,
Ожидание неизбежного становилось вовсе невыносимым. Поэтому заметив, что рассеянное свечение угасло, а человек повел плечами, разгоняя накопившуюся усталость, Аэрин поднялся. Босые ноги ступали бесшумно, только покрывало слегка шелохнулось, но офицер поднял голову от бумаг, что собирал в папку, едва ли не раньше, чем эльф вошел в его кабинет.
Рин не смог бы заставить себя оторвать взгляд от пола, просто разжал пальцы, и покрывало медленно скользнуло с обнаженных плеч. Он соскользнул следом, вытягиваясь и широко раздвигая ноги: разве не для этого офицер забрал его себе?..
Откинувшись на спинку стула, Манфред некоторое время разглядывал мальчишку, раскинувшегося в бесстыдной позе. Лишь глаза крепко зажмурены, да руки судорожно мнут ткань. Любопытно... Затем мужчина заметил кое-что, что ему не понравилось, и следовало бы устранить раньше, но он запамятовал.
– Иди на кровать и ложись, - голос звучал ровно, папка легла в надежно запирающийся ящик к другим таким же.
Эльфик повиновался без единого звука либо заминки, а войдя в спальню, Манфред обнаружил его действительно на кровати - Рин лежал уже ничком, уткнув белое лицо в сгиб локтя и раскинув ноги. Офицер фыркнул: он не собирался ничего подобного делать, но увидев как покорно отдает юноша свое тело, возникла новая мысль проучить паршивца за то, что посмел приравнять его к тупым скотам, у которых думать членом в самом деле получается чаще и лучше чем мозгами.
Плавно присев на край постели, вместо того, чтобы просто оставить ему баночку, Манфред принялся аккуратными, мягкими, почти невесомыми движениями наносить мазь на синяки и ссадины, обильно покрывающие стройные бедра. Рин всхлипнул и дернулся, но другая рука властно легла на спину у поясницы, четко удерживая его в нужном положении.
Пальцы мягко кружили, отогревая прохладную кожу. Закончив с ногами, и уделив особое внимание внутренней стороне бедер, неумолимо перешли на невольно сжавшиеся ягодицы, массируя их самыми кончиками нежными круговыми движениями. Аэрин уже всхлипывал тихонько. Он хотел бы что-нибудь сделать, но теперь сдвинуть ноги не давало колено мужчины. Влажные от мази пальцы по ложбинке скользнули вглубь, проникая меж полушарий, погладили складочки ануса, надавили, чуть входя во все еще саднящее и ноющее отверстие, легонько проворачиваясь в нем.
– Расслабься, - низкий тон мужчины приобрел бархатные нотки.
– Ты так напряжен... Должно быть, тебе было очень больно...
Аэрин коротко выдохнул от облегчения, когда рука наконец отстранилась от его входа, и тут же сжался в ожидании иного, но вместо этого ладонь вдруг скользнула под него, охватывая яички.
– Шшш, маленький, не дергайся!
Рука в паху массировала, перекатывала, чуть оттягивая, поглаживала промежность, отчего
– Умница, ты очень отзывчивый мальчик...
Воспользовавшись тем, что юноша приподнялся, пытаясь отползти, пальцы немедленно перешли на член, буквально в несколько движений заставив его напрячься полностью. Ладонь мужчины гладила вдоль ствола, тесно сжималась вокруг, двигаясь ритмично, но плавно. Пальцы принимались щекотать уздечку, головку вокруг отверстия уретры, размазывая выступившие капли, вторая рука мягко поглаживала спину у копчика, с военной точностью находя точки, заставляющие эльфека жалобно постанывать. Рин совсем потерялся в неведомых ранее ощущениях, не выдержал, - вскрикнул тихонько, тут же прикусив запястье, а семя пролилось на простынь. Рука на его плоти сделала еще несколько движений и пропала, успокаивающе погладив вздрагивающие лопатки.
Едва офицер отпустил его, юноша свернулся в тугой комочек, спрятав пылающее лицо в ладонях от ужаса. Руки спокойно развели, и по цепкой хватке чувствовалось, что даже здоровым он не смог бы противостоять этому человеку. Вместо удара, мужчина так же осторожно смазал синяк от пощечины на щеке:
– Какая у тебя тонкая кожа.
И вот тогда Рин заплакал уже навзрыд:
– Нет... я же никогда... за что... что же это...
С минуту Манфред смотрел на него в немом изумлении, а потом повалился рядом на постель с хохотом:
– Нет, надо же! Невероятно! Девственник... полный девственник, который... О!
– так же внезапно прекратив смеяться, он посмотрел в затравленные серебряные глаза и заключил.
– Да, это будет еще интереснее.
Аэрин содрогнулся.
Два дня в теплой постели, полноценного питания, не говоря уже о лекарствах - и помимо его воли к юноше понемногу стали возвращаться силы. Сходили синяки и ссадины, отступила боль в мышцах и обморочное изнеможение, а следом и сознание начало выбираться из муторного вязкого тумана. Это стало худшим испытанием, ибо можно сбежать от врагов, можно оставить друзей, но от себя никуда не денешься.
Рин плакал, не мог остановиться, и слезы молча катились по бледным щекам от понимания, что ничего уже не изменить и не исправить. Даже собственной смертью.
У людей, наверное, есть понятия и для этого, но у ахэнн нет. И ахэнн действительно нельзя взять силой, они всегда могут уйти за грань по своей воле... Он остался тогда, когда солдаты брали его раз за разом, и казалось, небо вывернулось наизнанку от боли. Остался, зная, что продукты скоро опять закончатся, а кроме как у людей их достать неоткуда, зная какой ценой, и чувствуя пока еще нежные объятия Лэрна... Остался после того, как они стали иными, а преданная им любовь обратилась в горький пепел. Так какой смысл умирать сейчас?
Чтобы спасти остатки своей чести? Они давно растоптаны. Из страха? Но и его не осталось. Что такого может сделать с ним этот офицер, что уже не сделали другие... По крайней мере он один и не причинил вчера боли, вместо того походя забрав последние крохи гордости, заставив испытать от его прикосновений то, что должно было принадлежать лишь супругу после брачных клятв... Все верно, Рин не достоин ни того, ни другого, и какое право он сейчас имеет стыдиться, что человек видит его обнаженное тело, дотрагивается в самых интимных местах? Вообще странно, что офицеру не противно его касаться после того, что он видел.