Пока длится ночь
Шрифт:
С Толиком она не стала об этом говорить. А смысл? Ну сделал ребенка на стороне. Было это давно, и между ними потом всё наладилось. Зачем ворошить прошлое?
Красотка Кристина при желании кому хочешь могла отключить мозг и включить кое-что другое, и Люба подозревала, что инициатива в той интрижке была с её стороны. Трудно было представить застенчивого муженька в роли обольстителя. Люба даже усмехнулась от такой мысли: «Толик обольщает Кристину, картина маслом».
Три года назад, когда мальчик погиб, Люба зорко присматривала за мужем, но он вёл себя так, словно это не его сын остался
***
Когда Люба закончила рассказ, Стас вздохнул. Толик потрясённо смотрел на жену:
— Ты всё это время... знала?
Она глянула на него мельком. Полное лицо её было грязным, слезы вперемешку с размазанной тушью сделали бы его смешным в других обстоятельствах.
Кристина встала и пошла в сторону старого костра. Села там рядом с телом мужа, обхватив колени руками. Все старались не смотреть в ту сторону, только Стас внимательно следил.
Люба вдруг спохватилась, подскочила и крикнула:
— Подождите, есть ещё кое-что.
Засеменила в сторону палатки, на ходу вытирая слезы. Вернулась оттуда с пакетом. Смущенно вывалила перед костром нехитрые запасы — палку сырокопченой колбасы, банку сардин, пачку сухарей и несколько дошираков.
— А я говорила, — торжествующе произнесла Соня.
— Не знаю, что на меня нашло, — Люба переложила припасы на стол и стала вскрывать банку. Давайте поедим. Теперь нам с Толиком скрывать точно нечего.
Поставили снова чайник, поделили еду.
Люба села рядом с мужем.
— Прости меня, — проговорил он и поцеловал её полное плечо, уткнулся в него лбом, — дурак я был.
Люба кивнула и криво улыбнулась ему, похлопала по колену. В сторону Кристины она не смотрела.
— Теперь-то что ворошить. Но я подумала, надо рассказать это.
Вика, сидевшая рядом со Стасом, привалилась к его плечу. Он обратил внимание, что её пальцы мелко дрожат, она судорожно сжимала колени. Он положил поверх её руки ладонь, погладил, поразившись, какая холодная у неё кожа.
— Ты чего?
Вика испуганно глянула.
— Мне тоже есть, что сказать...
Все посмотрели на неё. Вика потупила взгляд.
— Раз уж мы выкладываем всё начистоту. Вы знаете, у нас с Родионом, — она бросила быстрый взгляд в сторону Кристины, но та была далеко и слышать не могла, — у нас с Родионом была очень длинная история. В общем, в тот момент, когда бутылка прилетела в огонь, я... у меня в голове одна только мысль была «Когда ж ты уже сдохнешь».
Стас легонько тряхнул её кисть, мол, продолжай, она виновато посмотрела:
— Эти его замечания у костра. Он меня выбесил не меньше, чем тебя, — губы её сжались, глаза стали злыми. Стас подумал, что она и сейчас ненавидит Родиона, даже мёртвого. — Когда-то я была замужем, я тебе говорила. Родион при всех на него наезжал, как и на тебя. А потом умудрился что-то такое наговорить, что тот... — она не закончила, сжала кулачки. Стас чуть стиснул её запястье. Сам он считал, что если так просто было оговорить Вику в глазах мужа, значит, это был не тот человек, вот и всё.
Люба вздохнула:
— Зайчонок, не кори себя, — она кротко взглянула на Вику, — я сама в тот момент ему смерти желала. Опять он к тебе цеплялся, козёл такой. Мало ему...
Соня в этот момент вскочила и отошла от костра. Вася потянулся за ней, но Люба качнула головой и прошептала:
— Да не трогай ты её, — и, посмотрев прямо в глаза Стасу, добавила, — я думаю, перед тем, как бутылка полетела в костёр, каждый пожелал ему смерти.
Мужчины молча кивнули. Стас поднял бровь. Это было что-то новенькое. Может, действительно, их совместное острое желание воплотилось в тот момент? И нет убийцы-человека? Но как? С другой стороны — а как они не могут выйти отсюда? Нельзя исключать ни одной возможности, даже самой нелепой.
Стас глянул на дальнее костровище, где у тела мужа сидела Кристина. Глянул и обомлел.
***
Дьяволов песок, он везде. Кристина, полусогнувшись, брела по пляжу. Виски страшно ломило, в горле першило — она наглоталась пыли и сорвала голос, пока вопила там, у воды. Она подошла к телу Родиона. Свет от дальнего костра лишь слегка обрисовывал контуры лица и тела.
Кристина присела на бревно рядом, словно у кровати больного.
Тут же всплыла картинка, как она сидит вот так же в больнице, а Родька валяется на скомканных простынях после удаления аппендицита, на редкость беспомощный и весь в её власти. Как он ныл и канючил, когда очнулся... Мужики всё-таки не умеют терпеть боль, не в их это природе. Кристина посмотрела на мужа. Порывом ветра унесло куртку, которой он был укрыт, белое лицо немного припорошило песком, рану не было видно в тени широкого подбородка. Она аккуратно отряхнула песок с его лица, погладила по щеке. Щетина уже немного проросла. Он ненавидел, когда лицо зарастало, брился каждое утро, был помешан на этом. Кристина вздохнула.
«Я посижу тут с тобой немного, ты не против? С ними там скука. Все опять передрались, и Соня, как всегда, истерит. Тебя не хватает, Родька, ты умел их строить».
Она обняла колени руками, покачалась.
«Зачем это случилось именно с тобой? Почему не Васю, не Толика? Ты самый сильный из них, поэтому?» Она положила голову себе на колени, смотрела на его лицо, не отрываясь, глаза поблескивали в темноте антрацитом.
«Что я скажу Ване? А он будет спрашивать, он всегда за тобой ходит тенью, ты не представляешь, как он бесился, когда узнал, что мы едем на Алтай без него. И кто... кто мог это с тобой сделать? Я не понимаю. Вася тюфяк, Толик истерик. Соня? Это она?»
Женщина согнулась, обхватила голову руками. Ярко-алые ногти впились в волосы.
Образы лезли навязчиво, но невнятно — атласная обивка гроба, тонкие пальчики сына, Родион в чёрном. Но все это не вязалось в одну картину, мелькало отдельными кадрами. Кристина встряхнула головой, попыталась привязаться мыслями к «здесь и сейчас». Вот песок, бревно, тело мужчины. Она сидит. Ваня ждёт её дома. Всё в порядке, она — есть, отвечает за себя и нормальная. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Ей нельзя сейчас проваливаться. Нельзя. Кристина всхлипнула, замерла, на несколько секунд застыла, уставившись в одну точку. Потом встряхнулась, провела ладонью по лицу, осмотрела в полутьме маникюр, глянула на мужа.