Пока драконы спят
Шрифт:
Глядя на потеющего мэра, бродяга рассмеялся, из-под капюшона выбились пучки грязных косиц. Святой отец шагнул к толстяку:
– Нет, говориш-ш-шь? Ни-и-и един-н-ной девствен-н-н-ницы, говориш-ш-ш-шь?!
Шаг. Еще ближе. И еще шаг.
– Иди ко мне, с-с-ссын мой! Обнимемс-с-ссся! Поцелуемс-сся! – хохотнул прокаженный.
Мэр резво отпрыгнул назад, увернувшись от объятий святоши.
Бродяги тут же вскочили. В их жилистых руках исходили паром желудки гарпий, готовые окропить лгуна ядовитым кипятком.
Главный инквизитор посмотрел мэру в глаза и криво усмехнулся:
– А с-с-скаж-жи мне, с-ссын мой… Ес-с-ссть ли в твоей дер-р-ревне в-в-ведьма? Кто наводит пор-р-рч-чу, кто меш-ш-шает с-спокойно нас-с-слаж-ж-ждаться с-с-сновиденьем, кому с-с-слез-за ребенка зам-меняет ж-жбан пен-нис-сс-стого п-пив-ва?!
Попятившись, мэр споткнулся – громко клацнули зубы, и сам собой открылся рот:
– Есть одна. Двойню родила, мужа на убийство сманила. Его-то наказали, а ведьму – нет. Околдовала народ, не иначе!
Лучше одна порченая в расход, чем десяток девиц, верно?
Мэр сделал выбор. Он показал, где живет Сюр Свинка.
Святоши вмиг соорудили виселицу. В этом они мастера знатные, умеют петли вязать. Собралась толпа. Приволокли вдову, мать Гель. Прокаженный инквизитор вынес приговор:
– Она с-с-ссожительс-с-ствовала с с-самим С-с-свистуном! Одного р-ребенка он-на зач-чала от му-уж-жжа, втор-рого – от нечис-с-сстого! Ее лоно ос-с-с-ссквернено! Ее лоно надо очис-ссстить! Ее лоно нуждаетс-с-я-а в пок-каянии и с-ссвятой воде!
Свинку умело избили посохами, а потом, едва живую, повесили. И запретили снимать тело две седмицы. Заведено так, чтоб еретиков терзали черви, птицы и зверье. Нельзя жечь плоть, нельзя прятать в землю – бросать нужно гниющим мясом на прокорм божьим тварям, которые, насыщаясь, уничтожают зло…
Когда Урд Криволапая увозила Гель из Замерзших Синичек, исклеванный воронами труп все еще подставлял бока ветру.
Два доспеха, или Первый рассказ о ненависти
Утром пятая луна едва мерцает, словно брезгуя освещать Топь и греть Ёсиду. Распухшие от сырости ноги сплетены в «лотос». Старик наслаждается видом разбуженной Китамаэ.
Столько лет прошло, столько зим, плесень сгноила десяток кимоно, а многоцветье сфагнов неизменно. Зеленца утонувших в Топи лиц сдобрена багрянцем из проткнутых сердец. Коричневый суглинок дрейфует мимо оранжевых грибных полян. В воздухе белая дымка – это бабочки сражаются с ветром, их десятки тысяч. То тут, то там черепашьи панцири разбивают зеркало воды. Розовеет вереск, спеет голубика. Все это очес, верхний слой торфяника кое-где в локоть толщиной. Он ломкий, ненадежный…
Ёсида готов. Это случится сегодня. Не зря старик последние два года посвятил лишь одному делу. Он мурлычет под нос старинную детскую песенку:
Асахи-но ноборуИкиой мисэтэО исамаси яНихон-но хата ва [2] .У края платформы торчит АГР-1017 «Плазма». Блестят маслянистыми гранями короба с лентами – в каждом по три изгиба, нашпигованных энергетическими патронами. Одна лента – полтора центнера. Да и сам АГР отнюдь не пушинка. А ведь Ёсида таскал точь-в-точь такой же гранатомет на собственном горбу – давно, там, на Марсе. Без гидравлики доспеха этой игрушкой не повоюешь. И пусть ярость битвы давно уже претит старику. Пусть себе ржавеет имперская хлопушка, пусть отваживает чужаков своим грозным видом.
2
Песенка называется «Хи-но мару-но хата» – «Японский флаг» (яп.).
Облепленный термоизоляцией ствол указывает на киботанкетку «Ха-Го», завязшую в торфе. Лобовая броня аккуратно продырявлена у жерла 107-миллиметровой пушки, чуть выше иероглифа «снайпер», который рисуют после десятка уничтоженных танков и БТР. Алеет на белом солнечный круг – краска облупилась, но различить рисунок еще можно. Единственный люк «Ха-Го» открыт, экипаж выпутался из геля управления и покинул машину. Танкист-симбионт выжил. Или погиб не сразу.
Ёсида хоть и с трудом, но до сих пор прицельно метает сюрикэны. Нанолезвия запросто дырявят самый надежный бронежилет. Это намек на живучесть танкистов.
Шесть составляющих есть у старика Ёсиды: панцирь-ерой, шлем-кабуто, защитная маска, рукавицы с нарукавниками, поножи сунэ-атэ и фартук. Все в двух экземплярах, все сделано на основе скафандров EMU [3] . LSS-системы жизнеобеспечения в порядке, SSA [4] обнимут мальчиков, как расплав формовочную ванну, уж Ёсида об этом позаботился, будьте уверены.
В отражателях зрачков блики пятой луны. Старик доводит результат двухлетних трудов до совершенства: подклеивает к шнуровкам жемчужины, выращенные в глубинах Топи по известному только ему техпроцессу. Два ерой – два комплекта по двенадцать шариков.
3
Скафандры EMU (Extravehicular Mobility Unit) предназначены для работы в условиях космического вакуума.
4
SSA (Space Suit Assembly) – космический сборный костюм.
Икки и Мура, так зовут сыновей Ёсиды. Именно для них старик делает доспехи.
Отставного майора забросили в Топь с борта транспортного геликоптера. Осваивай территорию, ветеран, не ленись.
Всего имущества с ним было: вещмешок с инструментами да месячная упаковка НЗ. В подшивке спасжилета ожидала подходящего момента криоген-капсула с отличным геноматериалом – герметичный цилиндр стоимостью в семнадцать пенсионных лет. Хочешь произвести потомство – отдай часть жизни, все честно, таков закон.
Сколько времени надо, чтобы соорудить остров? Почти год майор провел по уши в трясине, отлавливая пласты дрейфующего суглинка, спасая от голода пиявок и защищаясь от болотных тварей всех размеров и мастей.
Здесь, в Топи, майор наслаждался каждым вдохом, ведь Топь позволяла не убивать. Впервые за много лет он задумался о будущем дальше, чем на мгновение вперед. «Монахи и воины: собаки и животные!» – отставник в курсе, что означает эта пословица.
К счастью, его труды не оказались напрасными. Вскоре плоть острова приросла к зыбкому скелету Топи. Лишь тогда майор возжелал удобств: ему понадобился дом. И чтоб бамбуковые татами на полу! Не пластиковые, не из прессованных опилок – настоящие!