Пока не кончилось время
Шрифт:
Женщина поспешно отвела взгляд.
– Я, наверное, проклята, – горестно распустив вялые губы, призналась она ни с того ни с сего. – Время уходит, уходит… И – ничего. Ни-че-го…
Ветер норовил добосить до Калогера ее обесвеченные космы, обдавая резким запахом духов.
– Вы короче можете? – процедил он, невольно задержав дыхание.
– Короче… – Словно испытывая его терпение, она замолчала, нацелив свой тонкий с горбинкой клюв куда-то вдаль. – Значит, так… Короче… В общем, я намерена перевести на ваш счет два года.
Ветер взвизгнул,
Калогер выпрямился.
– Да вы что, девонька, в своем уме?!
– Ну вот… – беспомощно сказала она. – Я так и знала…
– Что вы знали? – Голос Калогера стал резок до пронзительности. – Что вы знали?! За кого же вы меня принимаете, если могли мне предложить…
– Да поймите же! – чуть ли не заламывая руки, умоляюще перебила она. – Я все растрачу. Понимаете? Уже растратила!.. Так почему же я не могу спасти хотя бы эти два года?.. Ну хорошо, давайте так: я вам – время, а вы…
– А я?
– Ну, я не знаю… Ну… – Она смешалась окончательно. – Книжку надпишете…
– С благодарностью за два года? – бешено щурясь, уточнил он.
– Нет, – поспешно сказала она. – Нет-нет… То есть…
Запуталась и испуганно умолкла, больше похожая теперь на больного воробья, нежели на стервятника. Ветер гнал по набережной пыль и обрывки бумаги.
– О ч-черт! – сказал Калогер. – Да как вам это вообще в голову пришло?
– А!.. – Она раздраженно дернула плечом. – Сначала у меня пили, потом у знакомых… А потом вдруг такая тоска!.. Жить не хочется…
– Сколько у вас там еще на счету?
Она с надеждой вскинула голову.
– Много, – сказала она. – Честное слово, много…
– Много… – повторил он и усмехнулся через силу. – Вы и заметить не успеете, как оно разлетится в прах, это ваше «много». И вот когда у вас останется два месяца…
Ее глаза полезли из орбит окончательно.
– У вас осталось два месяца? – в ужасе переспросила она, и Калогер мысленно обругал себя последними словами.
– Я сказал: к примеру, – сухо пояснил он. – Так вот, когда у вас останется, к примеру, два месяца… Тогда вы вспомните о своем подарке.
– Нет, – сказала она.
– Вспомните-вспомните, – холодно бросил Калогер. – Можете мне поверить.
Она помотала головой, потом задумалась.
– Нет… – сказала она наконец. – Не вспомню…
– Послушайте! – Калогер вскочил. От его ледяной назидательности не осталось следа. – Вы или сумасшедшая, или…
Она подалась вперед, тоже собираясь встать, но Калогер шарахнулся и, ускоряя шаг, бросился прочь от скамьи. Все это очень напоминало бегство.
Собственно, это и было – бегство.
Что жизнь растрачена дотла, Калогер понял еще утром. Отключился телефон. Первый признак надвигающегося банкротства – когда вокруг тебя один за другим начинают отмирать предметы: телевизор, кондиционер… Все, что в твоем положении – роскошь.
Он запер дверь, наглухо отгородившись ею от знакомых, незнакомых, полузнакомых, и подошел к столу. После разговора на набережной вопрос со «Слепыми поводырями» решился сам собой: он будет работать. Он будет работать над ними так, словно впереди у него добрая сотня лет, – не торопясь, отшлифовывая абзац за абзацем. Пока не кончится время.
Итак, «Поводыри»… Обширный кабинет. Рабочая роскошь: портьеры, старинные кресла, стол, две стены книг. А вот и наследник этой роскоши, в которую всажено несколько жизней – отца, деда, прадеда… Лидер. Зеленоватые насмешливые глаза, мягкая просторная куртка. Молод, слегка сутул. Вид имеет язвительно-беззаботный, как будто дело уже в шляпе и беспокоиться не о чем. Хотя все, конечно, не так и первая его забота – удержать в узде остальных заговорщиков, которые уже сейчас тянут в разные стороны и уже сейчас норовят перегрызться между собой. Вот они, все пятеро, – расположились в креслах и ждут шестого, самого ненадежного. Отсюда они начнут мостить благими намерениями дорогу в ад, отсюда бросятся они спасать чужой неведомый мир и в результате погубят его… Сейчас мурлыкнет дверной сигнал, все шевельнутся и лидер скажет с облегчением: «Ну вот и он… А вы боялись…»
Калогер чувствовал приближение первой фразы. Еще миг – и, перекликнувшись звуками, она возникнет перед ним и…
Вместо дверного сигнала мурлыкнул телефон. Пробормотав ругательство, Калогер сорвал трубку, левой рукой ища шнур с тем, чтобы выдернуть его из гнезда сразу по окончании разговора.
– Да! – рявкнул он.
На том конце провода оробели и дали отбой. Некоторое время Калогер непонимающе смотрел на трубку, из которой шла непрерывная череда тихих торопливых гудков. Потом ударил дрогнувшей рукой по рычажкам и набрал номер.
– Банк времени слушает, – любезно известила его все та же запись.
Калогер поспешно назвал номер своего счета.
– На вашем счету, господин Калогер, в настоящий момент (еле слышный щелчок) – два года, месяц и двадцать восемь дней.
– Сколько? – не поверив, заорал он.
Банк времени любезно проиграл ответ еще раз, и Калогер, едва не промахнувшись по рычажкам, отправил трубку на место.
– Вот паршивка!.. – обессиленно выдохнул он.
То есть она перевела на его имя два года еще до того, как подошла к нему на набережной.
И вдруг Калогер почувствовал, как в нем вскипает бесстыдная, безудержная радость. Два года… На «Слепых поводырей» ему хватило бы и одного…
– Прекрати! – хрипло сказал он. – Ну!..
Точь-в-точь как тогда, у изувеченного телефона-автомата.
Голое небо за окном помаленьку одевалось. Наладившийся с утра ветер принес наконец откуда-то несколько серых клочьев и даже сумел построить из них некое подобие облачности.
Калогер отнял лоб от тусклого, давно не мытого стекла.