Пока не устану жить
Шрифт:
— Тогда давай отложим выяснение отношений до тех пор, пока всё не решится, и ты не успокоишься, — предложил Крис. — Тогда и решим, кто будет убираться и стоит ли нам жить в одних комнатах.
— Ты говоришь так, словно я виновата в том, что беспокоюсь!
— Ничего подобного я не говорю. Я вообще не вижу смысла продолжать этот разговор, — и Кристиан направился к двери.
— Ну и катись к чёрту! — зло крикнула я ему вслед.
Крис не ответил, с лёгким стуком закрыв за собой дверь. Я сжала кулаки, чувствуя злость и разочарование. Ссора всё-таки давала возможность, пусть
— Повелительница, — заглянувшая в комнату Элоди была серьёзна и даже торжественна. — Вам сообщение из Ассамблеи.
С колотящимся сердцем я последовала за ней. Оказалось, что сообщение было прислано по магической почте. Чёткие рукописные строки появлялись на листе бумаги в том же темпе, в каком писались сейчас в здании Ассамблеи.
«Уважаемая госпожа Чернова, мы получили Ваше сообщение. Мы хотели бы вступить в переговоры, и надеемся, что Вы проявите понимание и воздержитесь от поспешных решений».
Я взяла ручку и размашисто написала под присланным сообщением:
«Говорите».
«В первую очередь мы должны убедиться, что с госпожой О'Нил и детьми всё в порядке».
«Они живы и здоровы».
«Мы хотели бы получить доказательства».
Я мимоходом подумала, что, возможно, стоило бы поручить этот разговор кому-нибудь поопытнее, тому же Шевалье, например. Ведь я понятия не имела, какие доказательства им можно представить.
«Прежде мне нужны доказательства благополучия моей матери. Без этого наш разговор теряет смысл».
«Вы их получите. Надеюсь, Вы понимаете, похитив невинных людей, Вы поступили безнравственно?»
«Не более безнравственно, чем вы».
«Позвольте с Вами не согласится. Арест — не похищение, да и госпожа Чернова — взрослый человек, с Вашей же стороны имело место похищение детей».
«Прежде всего она не маг и подпадает под действие Закона о Секретности, запрещающего вмешивать людей в дела магов, о чём вы знаете лучше меня. А если у вас не хватило совести, чтобы обойтись без грязных приёмов в отношении меня, пусть вас сдерживает хотя бы страх за детей. Вы связались со мной, чтобы обсудить мой моральный облик?»
«Нет, разумеется. Мы хотим предложить Вам условия обмена. Думаем, будет справедливо, если детей Вы отпустите первыми. Сначала мы хотели бы получить девочку, тогда мы передадим Вам требуемые Вами доказательства. После этого Вы пришлёте нам мальчика, мы отдаём Вам госпожу Чернову, и получаем обратно госпожу О'Нил. Вас устраивают эти условия?»
«Нет. О'Нил с детьми идут в комплекте и отдаются все вместе в обмен на мою мать».
«Госпожа Чернова, детские жизни — это всё же не предмет для торговли».
«А я не торгуюсь. Будет так, как я сказала, или не будет никак».
«То есть Вы готовы убить их всех? Подумайте, как это будет выглядеть в глазах общества. Оно от Тёмных и без того не в восторге, а теперь Вы и вовсе станете чудовищем. Вряд ли кто-то свяжет эти убийства с арестом госпожи Черновой, а если и свяжут, то все решат, что Вы в отместку за творимое нами правосудие убиваете детей, и окончательно
Во мне вновь вскипела ярость. Они вздумали меня пугать, вот как? Что ж, может я и становлюсь чудовищем, да только чудовищем меня делают они сами. И теперь всё, недовыплеснутое на Кристиана, излилось на головы моих невидимых корреспондентов.
«Мне плевать, что подумает ваше общество, — я нажимала на ручку так, что бумага чуть не рвалась. — Вы знаете, чего я хочу. И либо вы завтра жеотдаёте мне мою мать, либо начинаете получать своих О'Нилов по частям. И больше мне с вами говорить не о чем. Надеюсь, я ясно выразилась?»
Ответа пришлось ждать минуты две или три, но когда он пришёл, то был весьма лаконичен:
«Вполне».
Невидимый простому глазу огонёк связи погас, разговор был окончен. Обернувшись, я увидела стоящего на пороге Симона. Он подошёл к столу и, вопросительно глянув на меня, взял исписанный лист. Я откинулась на спинку стула. Как всегда, на смену вспышке злости пришло опустошение, и вместе с ним — сомнение, правильно ли я поступила. Может, не стоило быть настолько резкой? Всё же лучше было бы позвать Симона и доверить это дело ему, он не допустил бы ошибок. Я ждала, что Шевалье как-то прокомментирует мой метод ведения переговоров, но он сказал только:
— Дюваль спрашивает, подавать ли обед.
— Пусть подаёт, — вяло отозвалась я, хотя есть мне совершенно не хотелось.
Связь заработала часа два спустя, когда пришло краткое и сухое согласие на обмен на наших условиях. Оставив Симона улаживать детали, я поднялась к себе. Ощущения победы не было, более того, я поняла, что мне стыдно. Они ведь правы, я действительно ввязалась в грязную игру, используя самые недопустимые приёмы. И то, что они начали первыми, вряд ли может послужить оправданием. Они начали, а я продолжила…
Если бы пришёл Кристиан, мне стало бы легче, но за весь вечер он так и не появился. Я опять злилась и психовала, но гордость не давала пойти искать его самой. Почти всю ночь я проворочалась в постели без сна и встала задолго до своего обычного времени. Обмен был назначен на десять часов, и я, выпив только кофе, потому что кусок не лез в горло, села дожидаться, чем он кончится. Примерно в половине двенадцатого открылись Пути, и во дворе появилась машина, из которой вылезли Симон, Эрика и Жерар Шевалье. Я вскочила и высунулась в открытое окно, глядя, как Жерар вынимает из машины и вносит в дом на руках не то спящую, но то бесчувственную женщину.
Я выбежала на лестницу, навстречу им.
— Что с ней?!
— Спит, — отозвался Симон. — И, я думаю, пока не стоит её будить. Вряд ли она много помнит о своём аресте, скорее всего, её так и держали под сонным заклятием.
— Это не опасно? — вырвалось у меня. Сонные заклятие бывают разные, стоит переборщить — и сон вполне может перейти в кому, а то и в смерть.
— Думаю, что нет. Но, разумеется, целители её осмотрят.
Жерар внёс маму в гостевую комнату, а я осталась стоять на лестничной площадке, прислонившись к стене. Слава богу, слава богу, всё позади…