Пока смерть не разлучит нас
Шрифт:
была непреклонна: дотащила до середины комнаты и оставила
отсыпаться на ковре. Хотелось рухнуть на чистые простыни,
зарыться в одеяло и уснуть до утра, но совесть начала грызть
ещё на подлете к матрацу. Я прихватила подушку, покрывало и
вернулась к спящему Доару. Стоя на коленях, осторожно
подсунула подушку ему под голову, почти накрыла одеялом, но
вдруг он пробудился. Мутный взор сосредотoчился на моем
лице.
– Кто ты, прекрасное создание? - дыша ядреным совреном,
хрипловато прошептал пьянчуга.
– Твой самый страшный ошмар!
– Спи, ледышка, - прошептал на ухо, прижав к груди.
– Отпусти! – процедила я, пытаясь вырваться.
– Чем тебя не устраивает моя кровать? - он еще умудрялcя
вести диалог. Вивернов ловелас!
– Тем, что это пол!
– С тобoй даже пол мягкий, как перина, – пробормoтал он и
снова отключился.
Я притаилась, дождалась, когда он начнет тихонечко
похрапывать,и выбралась из-под тяжелой руки. Никогда в
жизни дорога до кровати не была столь долгой и наполненной
опасностями в виде бессознательного мужчины.
– Теплых снов, – хлопнув в ладоши, я потушила живые огни и
зарылась лицом в подушку.
Ночью Доар перебрался в кровать. Дерзкое вторжение
обнаружилось не сразу, а лишь когда мне на голову рухнуло
нечто тяжелое и на поверку oказавшееся мужской рукой.
Упершись ногами бывшему мужу в живот, я отодвинула
подселенца на край матраца и с блаженством закрыла глаза.
Только задремала, как была придавлена ножищей,
бесцеремонно перекинутой через мое бедро.
– Да ты издеваешься! – процедила я, освобождаясь.
– Почему ты такая холодная? - пробормотал он.
– Я эсса! Эссы е бывают горячими, - прошипела я, снизойдя
до того, чтобы откатиться к краю лично.
– Ты ледяной кипяток, - прошептал Доар.
Пробуждение вышло жестким во всех отношениях.
Неведомой силой меня сдернуло с постели,и я с глухим стуком
рухнула на ковер. Плохо осознавая, что утро наступило да еще
приложило меня о пол, я растерла лицо ладонями. Взгляд упал
на корзинку, по-прежнему стоявшую возле кровати. Вместо
яйца в гнезде из мягкой соломы лежала разломанная серая
скорлупа. Карликовый грифон вылупился!
Неожиданно в гардеробной загрохотало, следом понеслись
яростные ругательства, приглушенные закрытой дверью.
Похоже, Доар первым познакомился с «любимым» питомцем
или даже принимал участие в его рождении, а теперь пытался
свернуть ему орлиную шею. Негодяй!
Я бросилась на помощь невинному новорожденному
существу, ворвалась в гардеробную и на пороге споткнулась о
мужские туфли, коварно валявшиеся под ногами. Комнатушка
оказалась разграбленной. Открытые шкафы опустели: одежда
была сорвана с вешалок, всюду валялась обувь. Проход
загораживала перевернутая тумба. В центре невообразимого
хаоса на собственном пиджаке, как на истлевшей ветоши,
застыл встрепанный Доар… с рыбацким сачком на изготовку.
– Ты что делаешь? - опешила я.
– Дверь закрой, пока он не сбежал! – рявкнул он, не
оборачиваясь.
– Кто? – бросилась я закрывать дверь.
– Кто-кто? Конь в белом пальто! – выругался Доар. –
Питомец твой вылупился и захотел жрать!
– Грифон?!
Он ткнул сачком по направлению шкафа, где на одиноких
«плечиках» жалко болталась белая рубашка с разодранной на
полоски спиной. На верхней полке сидел наш домашний
питомец… и, щуря недобрые желтые глазенки, с наслаждением
грыз ботинoк Доара. И хотя сам он был меньше этого самого
ботинка, уже умял каблук, а теперь дожевывал формованный
нос. У меня вырвался испуганный смешок.
– Ты полагаешь, что это смешно?! – свирепо глянул на меня
Доар.
– Нет, – прижимая к губам ладони, чтобы скрыть нервную
улыбку, покачала я головой.
Больно осознавать, но он оказался прав: в яйце рос не
карликовый грифон. Возможно, Доар даже был прав в том, что
таких грифонов не существует. За сто кровных золотых шейров,
заработанных бывшим мужем на продаже триана, я купила ему
в подарок хитрую прожорливую горгулью с огромными
остренькими ушами, кожистыми умильными
крылышками,тонким хвостиком и взглядом маньяка. Надеюсь,
хотя бы с размером не обманули,и из мелкого бесенка не
вырастет уродливый демон в человеческий рост. И сейчас он
раздирал туфлю…
Когда-то давно в Эсхарде ходила глупая мода заводить
горгулий вместо кошек, но веянье быстро ушло. Потомки
вымерших химер, в отличие от грифонов, не одомашнивались.
Они грызли и воровали все, что, по их мнению, плохо лежало,
даже если оно лежало хорошо. Если же казалось, будто тварь
прижилась в семье,искренне привязалась к хозяевам и вела
себя как ласковая кошка, то это означало, что она
терроризировала чей-то другой дом. Другими словами,
оживший ужас, а не домашний питомец.
– Не хочешь ничего сказать? – процедил Доар.