Пока в Питере дождь

Коровин Дмитрий

"Ну да, было, наверное, что-то еще…" – думал мужчина, присаживаясь за кухонный столик со сковородкой в руках, – "…беседы, прогулки, юмор, только не грели они, грело лишь тело".

Упорно убеждая себя в правильности совершенных поступков под конец заходящего дня, Северин поел без особого желания, а просто, потому что нужно было поесть и, с какой-то подозрительной надеждой увидеть ее темно-вишневый "Пежо", выглянул во двор, с трех сторон огороженный четырехэтажными домами. "Мазда" его находилась на месте, место любовницы не занято. "Запорожец" двухцветный рядом, старенький "Лэнд Ровер" соседа, и еще несколько разнообразных марок на парковочных местах у дома сбоку и напротив. Солнце ушло, машины накрыла

тень, но луч его еще касался жестяной горловины водосточной трубы, тянувшейся сверху до самого низа, и выдавал себя сигнальным блеском.

– Как миниатюрный маяк, указывающий отмель, на которую я выскочил всем корпусом, – вполголоса произнес Северин, и эта, казалось бы, тихая фраза, будто громом разрубила тишину, к которой с таким трудом и неохотой начинал привыкать единственный обитатель квартиры. Фраза, испугавшая не столько звуком, сколько смыслом. Мужчина больше не знал, в каком направлении ему плыть. Вначале дня все казалось забавным, но сейчас, под занавес, оставшись в абсолютном безмолвии наедине со своими все больше и больше разгоравшимися мыслями, Северину становилось неприятно, и само нахождение в этом состоянии подействовало на него отталкивающе. Внезапно почувствовав себя не в своей тарелке, он еще раз попытался поговорить вслух, сначала с фиалкой на подоконнике, которая, не смотря на весну, не хотела набирать бутоны, да и вообще расти, потом над раковиной со сковородой, которая не хотела отмываться от жира. Но если цветок хотя бы делал попытку слушать, то неодушевленный предмет совершенно себя никак не проявлял.

– Согласись, это же очень приятно? – спрашивал его Северин, намыливая чугунное дно, словно животик поросенка. – Уи-и-и! – добавлял он, окуная сковородку под струю кипятка, но все безуспешно.

Квартиру накрыла меланхолия, перейдя от вещей к хозяину. В скверном настроении, чуть подавленный, Северин вернулся в комнату, подтянув на кровать ноутбук.

– Вот и еще один плюсик к моему положению, – в попытке оправдаться проворчал мужчина. – Никто больше не будет дергать меня из игры.

Глава 2

Вечером того же дня, в соседствующим с Петербургом городке Колпино 1 , в трехкомнатной квартире стандартного девятиэтажного дома семья Кувшинниковых заканчивала совместный ужин, поочередно рассредоточиваясь по комнатам.

Первым, вылетевшим из-за стола, был одиннадцатилетний сорванец – бесконечный выдумщик разнообразных шалостей, а, в общем, абсолютно безобидный человечек и любимый, без исключения, всеми членами семьи. Стараясь обогнать отца, он первый ворвался в гостиную, прихватывая телевизионный пульт, и вытянулся на диване, оставляя родителю на выбор два оставшихся одинаковых кресла. В споре с диваном они, конечно, проигрывали в разы, но все же были уважаемы и удобны. Сослаться на будничную усталость после минувшего рабочего дня, вошедший следом отец, сегодня не мог, и предлога, поменяться местами с сыном, у него не имелось. Посему, молча устроив пятую точку в одном из двух обозначенных седалищ, мужчина лишь немного поскрипел далеко не новыми досками в знак протеста и сразу затих, смиренно наблюдая, как его предприимчивое чадо переключает каналы в поиске мультиков.

1

Колпино – город в России, внутригородское муниципальное образование в составе Колпинского района города федерального значения Санкт-Петербурга.

Гремя посудой, в сопровождении льющегося крана, на кухне оставалась мать, и последний участник ужина, в лице семнадцатилетней миловидной девушки, бесшумно прошел в свою комнату. Да, два года

назад, ее комната стала только ее комнатой. Брат был выселен на место родительской спальни, тогда как сами родители, в попытке отдать детям лучшее, перешли в гостиную, где, вспоминая эпизод с диваном, правили, увы, не безраздельно.

Прикрыв дверь, девушка оказалась в довольно комфортной обстановке, в окружении бледно-коричневого шкафа-купе, предназначавшегося для хранения ее персонального гардероба; пестрого, трехцветного диванчика, рассчитанного в нужный момент превратиться в просторную кровать; и практичного стола, служившего центром управления не только комнатой, но и жизней. Пол, застланный линолеумом, был покрыт ковром с толстым ворсом, по которому, оставив тапочки при входе, было приятно пройтись до окна босиком, что хозяйка непременно и сделала, упершись голыми коленями в плоскую, теплую батарею и посмотрев на улицу через тюль.

Ветер качал деревья. Детская площадка перед домом. Жесткий песок на ней штрихами разлиновывал незастроенную часть между горок и лесенок с играющими там детьми. Две старушки на лавочке, переговариваясь, интенсивно грызли семечки, сплевывая лузгу в кулек. И подросток гулял с далматинцем, гордым взглядом обозревая окрестности в поиске симпатичных девиц, какие, привлеченные королевским великолепием собаки, смогли бы обратить внимание и на ее владельца.

Кто-то поскребся в дверь. Девушка повернулась, увидев, как в комнату пролезает нечто рыжее и лохматое.

– Бэст! – радостно воскликнула она, широко улыбнувшись ирландскому сеттеру. – Ты навострился на прогулку так рано?

Но пес ничего ей не ответил, лишь медленно повилял хвостом, развернулся и исчез в дверном проеме.

Вздохнув, девушка соединила ладони и потерла их, разогревая, словно скульптор перед продолжительной лепкой, одновременно, с приливом теплоты, почувствовав едва заметный дискомфорт. Только что они готовились погрузиться в шелковистую шерсть собаки, уже предвкушали ее мягкость и гладкость, но вдруг были этого лишены. Бэст, так неожиданно сбежавший из комнаты, знал, что молодой хозяйке, занятой по вечерам науками, лучше не мешать. Ум охотничьей породы прекрасно усвоил это за последние месяцы.

Издав повторный вздох, девушка повернула крутящийся стул и опустилась в него, взглянув на безжизненный монитор компьютера.

"Нет", – приказала она себе, – "сперва уроки, Интернет потом!"

Вынув из бокового ящика три книги и несколько тетрадей, она быстренько сверилась с записями домашних заданий и приступила к работе, безотрывно протекавшей следующие полтора часа, по истечению которых в комнату постучали.

– Снеж, к тебе можно? – тихо прошептала просунутая в щель детская голова.

Девушка обернулась и кивнула, сделав жест помолчать, пока она что-то дописывает в тетради. Изящно просочившись в проем, оставленный собакой, визитер вошел, смиренно устраиваясь на диване, но спустя минуту уже разглядывал какие-то непонятные дроби через женское плечо.

– Это что за гадость? – спросил он.

– Алгебетрия, – пошутила сестра.

– Я такого урока не знаю, не ври.

– Если ты дотянешь до одиннадцатого класса, уверяю, тебя будет ждать еще и геомабрия.

– Ха-ха, – прыснул брат.

Девушка повернула голову.

– Ты чего хотел? – поинтересовалась она с серьезным видом.

– Бэст просится…

– И в чем же дело?

– Я тоже делаю уроки. Папа сказал, кто освободиться первый, тот и пойдет.

– Бли-и-ин, опять старая песня! В прошлый раз мы с тобой сидели до десяти, пока мама не пошла, но больше такое не прокатит. Дуй, давай! Я же видела, что ты телек смотрел вместо уроков.

– Честно говоря, я сделал уроки в субботу, а сейчас просто повторяю…

– Тогда на что ты меня разводишь? – разозлилась девушка.