Пока варилась каша
Шрифт:
— Тоже нету, — тут же развеял иллюзии Лун.
— А как же вы тут?.. — округлила голубые глаза Мэгги. И запнулась.
— А вот так, — ответил за китайца Джейсон и мрачно оглядел темную пещеру. — Мы по ноздри в дерьме, милая. Так, господин Лун?
— Нет-нет, — возразил китаец. — Рядом нету. А вообще есть. Корабли. Летают. Ну да.
— Нам очень надо, — поспешно сказал Чесотка. — Мы потерпели аварию. Хочется к людям.
— Нас же должны искать… — протянула Мэгги и уставилась на Джейсона. — Нас спасут!
Тот лишь хмыкнул. Искать — держи карман шире. Кому нужен какой-то грузовик, старый к тому же, загруженный разными двуногими атавизмами, трясущимися над крупным рогатым скотом? Нет, потеряв связь, они, конечно, пришлют кого-нибудь. Наверное. Скорее — не кого, а чего. Что. Прилетит автоматический зонд, зафиксирует в вакууме небольшое скопление окаменевших рогов и копыт и отправит рапорт: так, мол, и так, грузовик «Моисей-17» безвозвратно накрылся. Потом планетку быстро осмотрит — ничего нет, сплошной песок, штрих-коды не отзываются — ага, на таком-то расстоянии! — стало быть, никто не уцелел. Еще и снимки пошлет, сволочь бездушная. Безнадега.
— К востоку есть поместье гуна Чэня, — задумчиво сказал Лун. Похоже, чин тоже проникся проблемами спасенных. — Большой гун. Милостивый. Поможет.
— Далеко? — прикидывая, сколько еще выдюжит на своих двоих под целыми тремя солнцами, спросил Джейсон.
— Восемь ли, — кивнул чин. — Четыре километра. Ну да.
— Дойдем, — решил Чесотка, посовещавшись с носом.
— Зонтик дам, — добавил Лун. — Большой. От солнца.
Некоторое время все молчали: Мэгги, пораженная обстоятельствами, пыталась осмыслить происходящее; Джейсон молчал, прикидывая, куда бы налить побольше воды про запас, и для начала как следует намочил огромный клетчатый платок и повязал себе на шею; а о чем молчал китаец Лун — поди догадайся.
— Ладно… — Джейсон поднялся и попробовал ходить: получалось. Ощупал пистолет: на месте. Поднял с каменного пола жилет, встряхнул, достал обрубок сигары (Чесотка всегда резал сигары пополам, так их выходило ровно в два раза больше) и вставил в рот. Сигара была самая настоящая, из Санта-Гаваны. На табаке и виски Джейсон никогда не экономил. — Мы тут у вас поторчим еще немного, если можно, а потом двинем к этому гуну.
— Ну да, ну да, — усиленно закивал чин. — Надо отдыхать. И закусить. Сейчас! — Лун резво вскочил и исчез в темноте.
— Мы влипли, да? — тревожно спросила Мэгги, когда Чесотка опустился рядом с ней на матрац. — В ноль задвинулись?
— Пока еще нет, — успокоил ее Джейсон. Он бы много чего мог сказать племяннице. Например, что она должна радостно скакать на одной ножке, потому как их не расхреначило вместе с остальными, а потом им свезло приземлиться, а не болтаться между звездами, печально глядя на показания счетчика оставшегося кислорода. Или что Мэгги следовало бы облобызать китайца Луна в обе щеки, потому что он вполне бы мог равнодушно пройти мимо, а не затаскивать их бессознательные тела на собственном старческом горбу в эту во всех отношениях приятную пещеру. Но Чесотка ничего не сказал, а лишь чиркнул зажигалкой и раскурил сигару.
— И что теперь?..
— Посмотрим. Не понимаю, как на этом Пэнлае можно…
Джейсон словно споткнулся.
Вот это слово. Как на этом Пэнлае можно… Ну как же его? Да что за черт! На языке вертится, а не дается. Ерунда какая-то. «Как на этом Пэнлае можно…» — напряженно попробовал Чесотка еще раз про себя, но вновь не преуспел. Нужное слово как будто испарилось из его нехитрого лексикона. Будто его оттуда стерли.
Не иначе как последствия теплового удара.
Откуда-то вынырнул чин, прижимая к груди целую кучу неясных в сумраке предметов, но, когда Лун выставил их на пол, принесенное само собой сложилось в невысокую спиртовку, при виде которой у Мэгги отвисла челюсть: еще бы, где теперь такую древность увидишь, да она и не поняла сразу, что это за штука такая, — широкую кастрюльку, три большие фарфоровые пиалы и несколько бумажных свертков. Добродушно улыбаясь, чин установил кастрюльку на спиртовку, вывалил в нее содержимое одного из пакетов, сбегал к источнику за водой и плеснул в кастрюльку, ловко запалил и отрегулировал огонь, добыл из недр халата металлическую ложку на очень длинной ручке и полностью отдался приготовлению пищи.
По пещере поплыли слюноточивые запахи.
Джейсон понял, что хочет есть.
— Отдыхайте, отдыхайте, — предложил, непрерывно подсыпая в кастрюльку из других пакетов, Лун и жестом обозначил, как именно он предлагает отдыхать: лечь на матрас и расслабиться. — Скоро будет еда.
Чесотка как-то сам по себе прилег.
Откуда в пещере берется свет? Странно: вроде бы никаких очевидных дырок в потолке не наблюдается. Ламп тоже не видно. Однако же — слабое, непонятного происхождения сияние исходило… от стен, что ли? Или прямо из воздуха?..
И тут Лун Вэнь-чжэн повернулся к нему и сказал…
5
Впервые зулу Мэгги Мэй попробовала в интернате. В интере.
Интер, кстати, совсем неплохой был. Небольшой, уютный — в отдельном просторном блоке с собственным искусственным садом и даже с бассейном под псевдоюжным голо-небом, на сто тридцать первом уровне пятого магистрального массива Пан-Европы, как раз над давно ушедшими под квазибетонные своды водами древнего пролива Ла-Манш. Неплохой и потому недешевый. До этого Мэгги кантовалась гораздо ниже, на сорок пятом уровне, безо всякого бассейна и в комнате на четверых, а когда звездная чета Мэев принялась лихо рубить настоящие деньги, девочку перевели на сто тридцать первый. На самом верху этого гребаного пятого массива, на двухсотом уровне, было, правда, еще круче, еще шикарнее, но там обитали уж и вовсе избранные подростки, даймонд кидс, родственники которых могли каждый год выкидывать на их содержание стоимость малой яхты, с гиперприводом, но без особых прибамбасов — кучу денег, короче. В золотом блоке два раза в неделю кормили настоящей пищей, не искусственной, а очень даже естественной, то есть той, которая совсем недавно еще бегала, мычала или, там, крякала, курлыкала, кудахтала и испражнялась таким же настоящим, вонючим и осязаемым, дерьмом. Но Мэгги к кускам мяса с кровью была удивительно равнодушна, ей, в общем-то, было по фигу, что конкретно есть, лишь бы вкусно, особенно мороженое с наполнителем из ягод гуа с Марса, такого она могла сожрать пять порций кряду; и когда ее переселили к детям богатых, Мэгги с неделю даже комплексовала и плакала в подушку — ведь внизу остались все подруги, куклы-матрешки, да и к земле, к Земле там было несравнимо ближе, чем на этой верхотуре. И хотя что на пятом уровне массива, что на тридцатом, что на сто тридцатом — хрен узнаешь, сколько сотен метров отделяет тебя от истощенного, напичканного уплотнителями мертвого грунта, Мэгги каждую минуту ощущала, что вознеслась над планетой еще выше и стала ближе к невидимым из-за силового щита звездам. Нечто врожденное, наверное, на уровне инстинктов или природного умения видеть в темноте лучше, чем другие.
Так что Мэгги росту благосостояния родителей не обрадовалась — по большому, так сказать, счету. В частности, же, у нового положения были свои преимущества: например, совершенно отдельный личный бокс с пищевым синтезатором, свой кибер-куб для входа в сеть — предполагалось, что питомцы интерната будут использовать его исключительно в учебных целях, обращаясь, так сказать, к богатейшим хранилищам данных планеты, — ага, как же! нашли даунов! — а также гораздо более удобная кровать с аж пятнадцатью режимами релаксации. Страшно даже подумать, какие кровати у этих, которые сверху, у золотых деток. Не кровати — а сплошные чипы и мемо-кристаллы, наверное. Мэгги однажды попыталась просочиться наверх, посмотреть, что и как, но была довольно быстро изловлена служебным дроидом; вниз, однако, пускали.
Прочие обитательницы уровня отнеслись к появлению новенькой подчеркнуто равнодушно, а некоторые — даже презрительно. Еще бы: они-то все были из семей, где богатство исправно циркулировало и приносило регулярные плоды из поколения в поколение, а тут — на тебе, какая-то пигалица с медным ноуз-рингом в ноздре, вчера еще вообще никто, а сегодня тоже лезет. Мэгги, однако, и думать не думала лезть куда-то, просто так сложились обстоятельства — против ее воли, но объяснять новым однокашникам что-либо совершенно не собиралась; и вскоре наследница Мэев осталась совершенно одна, среди рафинированно-утрированной холодной вежливости и в полной изоляции. Жизнь Мэгги осложняло еще и то несомненно важное обстоятельство, что многие из обитателей сто тридцать первого уровня уже перешагнули заветный рубеж совершеннолетия и прошли через долгожданную процедуру коррекции штрих-кодов, и местная заводила — тонкая и высокая как жердь девочка, вся с ног до головы в голо-тату да к тому же с мультицветным ирокезом на голове, по имени — ну конечно! — Сюзи, по сто раз на дню безо всякого повода козыряла платиновой кредиткой, а все прочие старательно вторили ее ужимкам, так что подчас и плюнуть было некуда — непременно в кредитку угодишь. Особо умные высверлили в углу кредиток дырочку и носили их на шее — и не иначе как на цепочке из сириусянского мимо-жемчуга. На жемчуг и кредитки Мэгги было плевать, а вот откорректированные штрих-коды корежили сильно. Взрослые!