Покаяние Агасфера. Афонские рассказы

Сенькин Станислав Леонидович

Вдруг старик жалобно позвал: «Никодим!» Кот не понял, чего хочет кормилец, но поскольку в келье их было всего трое — сам старик, кот и смерть, Мурзик подумал, что зовут все-таки его, и быстро прыгнул на грудь кормильца, в которой еле-еле билось больное сердце.

Кот понюхал ворот его засаленной рясы и принялся тереться мордочкой о бородатое лицо старика, чего он раньше никогда себе не позволял. Но это не прибавило кормильцу жизни, хотя он и не сопротивлялся и даже, казалось, растрогался, сумев слабо вымолвить:

— Мурзик, котяка ты мой, не покинул меня.

Старик даже нашел в себе силы, чтобы провести заскорузлой пятерней по его шерстке.

— Если

бы ты мог, скот бессловесный, принести мне воды и позвать Никодима, или хотя бы прочитать отходную…

Старец захлебнулся в отчаянном кашле, и испуганный кот спрыгнул с кровати. Кормилец стал звать на помощь, но его слабый голос не услышал никто, кроме кота…

Старец почувствовал себя еще хуже — сердце забилось с перебоями, а дыхание почти остановилось:

— Никодим, «Костыль-нога», уж прости ты меня за давешнюю ссору, прости за все. Приди, помоги мне, или горькие придется проходить мне мытарства, а если… — старец начал бредить и потерял сознание.

Мурзик сидел в недоумении — он понимал, что смерти скоро надоест играть со стариком, и она его удушит. Скоро он придет в себя, а потом все! И помочь кот кормильцу никак не мог, хотя сочетание звуков «Костыль-нога» он хорошо знал.

Рядом с их кельей, метрах в двухстах, располагалась другая келья, около которой жил большой и злобный черный кот. От него Мурзику постоянно доставалось на орехи. Они часто дрались, пытаясь разделить территорию, так, что клочья летели. Обычно побеждал черный, и ветер насаживал на терновник клочья шерсти рыжего цвета. И вот! На территории заклятого врага Мурзика жил тот, кого кормилец называл «Костыль-нога».

Человек этот, по правде говоря, был более щедр, чем умирающий кормилец — питался он лучше, что сказывалось на качестве объедков для черного кота. Однако и тумаков черному коту доставалось не в пример больше. «Костыль-нога» бил его за воровство с кухни нещадно, отчего черный иногда хромал.

Вот тогда-то Мурзик, видя уязвимость врага, и наносил свой удар. Он подкарауливал черного кота в терновнике и набрасывался на него со всей силой, которая у него была. Они барахтались в колючей траве, пока Мурзик не брал верх. Затем они стояли друг перед другом, злобно урча и шипя, — каждый старался напугать и обратить противника в бегство. Черный кот, побитый ранее «Костыль-ногой», прихрамывая, осторожно пятился назад, давая понять злобно-желтым взглядом, что реванш неминуем, и Мурзик будет посрамлен.

Это были минуты торжества рыжего кота отца Гавриила!

Но сейчас ему было совсем не до этих победных воспоминаний — умирал его старый кормилец, с которым он прожил очень долго, лет семь-восемь! Если бы Мурзик умел думать как человек, он бы догадался, что помочь кормильцу может тот самый «Костыль-нога». Но коты — не люди. Они всего лишь бессловесные твари. Но тут произошло то, что христиане всего мира называют чудом.

Отец Гавриил — хозяин Мурзика — понимал, что умирает. Он тихо и почти безнадежно молился Матери Божией. Монах давно не бывал у духовника, и нераскаянных грехов у него было много. Так уж получилось, что родился он семнадцатого декабря, в день памяти святой великомученицы Варвары, которой молятся об избавления от наглой, внезапной смерти. Отец Гавриил считал великомученицу своей покровительницей. Он был ревностным монахом, но иной раз в голову его закрадывалась греховная мысль о том, что христианская кончина — безболезненная, непостыдная, мирная — ему уже как бы обеспечена.

Но случилось непоправимое: он умирал, не получив отпущения грехов от духовника. Еще немного — и его сердце остановится и, возможно,

вечная тьма поглотит его грешную душу без остатка. Отец Гавриил слезно молил великомученицу Варвару простить ему дерзкие мысли о том, что он заслужил мирную, безболезненную смерть. Он просил дать ему умереть непостыдно, исповедавшись у духовника и причастившись Святых Тайн. Ведь милостивая святая не могла не помочь, если, конечно, этому не препятствовал непостижимый промысл Божий. Страх перед посмертными муками придал ему сил, и смерть на время отступила. Тихо было в келье. Время уходило, и отец Гавриил приступил к сосредоточенной молитве — вся его долгая молитвенная жизнь была лишь подготовкой к этому последнему обращению к Богу.

И молитва эта была услышана: коту по имени Мурзик, твари Божией, неразумной и бессловесной, неожиданно стало ясно, что следует сделать.

Если сам он не может вырвать из лап смерти своего кормильца, то это наверняка сделает грозный бровастый дядька «Костыль-нога».

Нужно было мчаться к нему и каким-то образом звать на помощь. Мурзик двинулся было к двери, но внезапно вспомнил о черном коте. Их последняя стычка произошла совсем недавно, и победил в ней черный кот. Теперь он настолько осмелел, что околачивался возле кельи отца Гавриила. Черный кот и смерть, пришедшая за кормильцем, были на сей раз союзниками. Мурзик не мог совладать со смертью, но мог попробовать потягаться с черным котом.

Но тут в сердце Мурзика возникло колебание, которое духовный человек мог бы назвать искушением. Жизнь старика была дорога Мурзику — монах взял его к себе еще котенком и выкормил. Хотя и не без расчета — Мурзик был отличным крысоловом и не подпускал ядовитых ехидн к дверям кельи. Они хорошо ладили друг с другом — Мурзик и отец Гавриил. Но монах иногда уезжал с Афона на месяц, а то и на два, и судьба кота его мало интересовала. В это время Мурзик бродяжничал в окрестностях и однажды, конечно же, с боями, прибился к кухне Продрома. Он выживет, даже если старик умрет. Стоит ли рисковать жизнью — ведь черный кот будет стоять насмерть — из-за человека, которого отметила смерть? Он не настолько любил отца Гавриила, чтобы умирать за него. Можно снова податься в Продром и там отвоевать себе место под солнцем. Будет у него другой кормилец. Лучше, хуже — разница? Главное, чтобы побольше рыбной требухи выбрасывали котам из огромных кастрюль. Тогда и делить будет нечего.

Мурзик колебался минуты две. Потом кормилец страшно захрипел, искушение закончилось и кот со всех ног помчался к келье «Костыль-ноги».

На улице стремительно темнело, и кипарисы уже не казались пассажирам проплывающих кораблей рождественскими елками. Афон напоминал своими очертаниями громадного кита, погружающегося в пучину ночи. Звездам и луне не нужно было указывать коту путь — он хорошо видел то, что было скрыто от глаз человеческих. Кот выбрал не самый короткий путь к келье «Костыль-ноги» — окольную звериную тропу, в надежде, что черный враг не учует его.

Мурзик бежал уже несколько минут, из-за деревьев показалась келья бровастого старца, но тут он почувствовал запах черного кота — к едкому мускусу примешивался запах лютой ненависти. Черный почуял его присутствие. Мурзик поступал дерзко — он покушался на основы их звериного мира. Наказание за это должно было быть ужасным.

Черный кот был сильнее и крупнее Мурзика как минимум в полтора раза и гнался за соперником изо всех сил. Мурзик напрягся — келья «Костыль-ноги» была уже метрах в пяти, но он чувствовал, что через несколько мгновений черный кот настигнет его и начнется смертельный бой.