Покаяние
Шрифт:
ДЕДУШКИН. Ой, типун вам на язык. Реформаторы с вами во главе, реформаторы.
КОЧУБЕЙ. Да, четыре всадника. Разруха, голод, гражданская война. А какой четвертый всадник – не помните, профессор?
ДЕДУШКИН. Нет, честно говоря, не помню.
КОЧУБЕЙ. Четвертый всадник – смерть.
Мария.
МАРИЯ. Вы будете обедать, джентльмены?
ДЕДУШКИН. У меня постный день. Если только супчик. Пустой какой-нибудь,
КОЧУБЕЙ. Вы соблюдаете пост, Евгений Волкович?
ДЕДУШКИН. Пост? Какой пост? А, да нет. Это так к слову пришлось. Постный. Это осталось от бабушки. Она у меня неграмотная была, из деревни.
КОЧУБЕЙ. Молдавские реформаторы прислали мне ящик превосходного коньяка. «Чёрный аист». Или даже «Суворов». Вскроем, профессор?
ДЕДУШКИН. Вскроем? Я вообще-то не пью. Но как Машенька скажет.
МАРИЯ. Идемте, идемте. Вскрывать будем потом.
VII
Кочубей, Дедушкин.
ДЕДУШКИН. Как хорошо, что вы согласились, Игорь Тамерланч. У меня просто тяжесть с души упала.
КОЧУБЕЙ. Действительно, хорошо. Это коньяк подействовал. Согласитесь, молдавский бывает не хуже французского.
ДЕДУШКИН. Только у вас в столовой, дорогой мой главный реформатор. Я ведь, зачем, собственно приезжал.
КОЧУБЕЙ. Пригласить меня от американцев. Разве нет?
ДЕДУШКИН. Это да. Разумеется. Но есть у меня еще маленькая просьба. У моей внучки Алисочки до сих пор нет вашей книги. Про гибель Советского Союза. Она пять раз меня просила, но я всё стеснялся к вам обратиться. Но вот теперь, раз уж я здесь, у вас в имении…
КОЧУБЕЙ. Разве это имение? Все осталось в Среднем Поволжье.
ДЕДУШКИН. Простите, в каком Поволжье?
КОЧУБЕЙ. В среднем. Где жили вы с неграмотной бабушкой.
ДЕДУШКИН. Да, как вы правы! Совсем-совсем неграмотной. «Аркадий Гайдар» не могла прочитать. Всё путалась. А внучка моя, Алисочка, едет сейчас отдыхать на Гавайи. Тяжелый семестр был, вот и едет. А надо же что-то умное почитать. Чтобы плавно войти в новый семестр. Вот ваша книжка…
КОЧУБЕЙ. Вы действительно хотите дать внучке эту книгу?
ДЕДУШКИН. Конечно. Конечно. Это лучшее чтение на время отдыха. Это вообще лучшее чтение. У нас профессура зачитывается.
КОЧУБЕЙ. А доцентура?
ДЕДУШКИН. Как вы сказали?
КОЧУБЕЙ. А доцентура у вас – зачитывается?
ДЕДУШКИН. Доцентура – особенно. Профессура хорошо помнит Советский Союз, а доцентура…
КОЧУБЕЙ. Но вы же понимаете, профессор, что книга – говно? Извините за такой сложный экономический термин, но – полное говно.
Пауза.
ДЕДУШКИН. Ну, я право не знаю…
КОЧУБЕЙ. Вы сами книгу-то читали, дорогой профессор?
ДЕДУШКИН.
КОЧУБЕЙ. Ах, да.
Пауза.
Вы увидели в ней что-то хорошее?
ДЕДУШКИН. Вы, верно, испытываете меня.
КОЧУБЕЙ. Да нет, что вы. Просто книга получилась – фуфло полное. Там основная идея, что Советский Союз распался из-за цены на нефть. Упала цена на нефть – и не стало Советского Союза. А на самом деле же всё было не так.
ДЕДУШКИН. Как не так?
КОЧУБЕЙ. Никак не так. Советский Союз рухнул, потому что дух из него весь вышел. Был дух – а потом не стало. Вот и умер. И нефть здесь совершенно ни при чем.
ДЕДУШКИН. Знаете, у нас в Академии полагают, что нефть – это всё-таки понадёжнее будет, чем дух.
КОЧУБЕЙ. Так и с людьми бывает. Люди что – от болезней умирают? Если бы! И не от старости даже. Они, эти люди, умирают, когда кончается дух. Вот был такой мхатовский актёр, старый, я фамилию запамятовал, но точно на букву Ы…
ДЕДУШКИН. На Ы – это, стало быть, чукотский актёр. У нас декан факультета экономики рыбы…
КОЧУБЕЙ. У него мечта была – встретить на сцене своё столетие. И он жил до ста лет без единой болезни. Ходил даже без палочки. И в день столетия вышел на сцену. И сыграл. То ли Макбета, то ли Гамлета, я уж не помню. А ровно через три дня – умер. Ничем ведь не болел – а умер. А почему?
ДЕДУШКИН. Почему?
КОЧУБЕЙ. Потому что цель жизни его исполнилась, и больше жить ему стало незачем. Дух вышел.
ДЕДУШКИН. Я вам хочу сказать, Игорь Тамерланович, у нас в Академии в киоске вашу книгу распродали за 3 часа… 700 экземпляров – за 3 часа.
КОЧУБЕЙ. А я вам хочу сказать, любимый директор, что я выкупил 5000 экземпляров этой книжонки. Из магазинов. Чтобы никто ее больше не читал. Хотел отправить в туберкулезные санатории, но жена отказалась. Не хочет, чтобы знали, кто её муж.
ДЕДУШКИН. А так разве не знают?!
Пауза.
Пристально смотрят друг на друга.
Вы не хотите подарить Алисочке книжку с дарственной надписью?
КОЧУБЕЙ. Не хочу. Простите, профессор, категорически не желаю. Пусть Алисочка наслаждается белым песком. Виндсерфингом или как он там называется. Пусть трогает за хобот индейцев маори. А моё рукоделие ей ни к чему совершенно.
ДЕДУШКИН. Удивительно. А я ведь уже обещал внучке… Что же мне теперь делать?!
КОЧУБЕЙ. Скажите, что экземпляров просто не осталось. Вот допечатают, через пару лет, к моей смерти…