Покер для даймонов. Тетралогия
Шрифт:
— Тебе очень повезло. Ты же находился так близко от меня, — заметила я вскользь, принимая из его руки бокал.
— Меня прикрыл Айлас, отбросив за ближайший блокиратор. А вот Талтарам досталось, несмотря на поднятые Сэнаром щиты и их собственную защиту, которая разлетелась в ошметки соприкоснувшись с Равновесием.
— Я очень сожалею, — чуть слышно и опустив ресницы, чтобы он не заметил, а лишь ощутил отголоски моего откровенного лукавства.
Вино коснулось моих губ, языка, обдав незнакомым, но притягательным вкусом, вызвавшим
— Ты заставила их задуматься, — он приподнял бокал, рассматривая игру света в похожей на кровь жидкости. — Две тысячи лет они жаждали мести и оказались не готовы к встрече с человеческой женщиной. Это был хороший урок.
Его голос звучал слегка растянуто, словно подчеркивая ту созерцательную задумчивость, которую он пытался мне сейчас показывать. Но зрачки окрашивали серебряную кайму в алый цвет не отблесками вина, в котором он искал ответы, на какие-то свои вопросы.
— А тебя?
Я отставила чуть пригубленный бокал в сторону и потянулась к блюду с фруктами. После мясного рациона на протяжении четырех дней хотелось чего-нибудь легкого и непритязательного.
Но не успела я еще глазом моргнуть, а он уже выкладывал разноцветные дольки, залитые ароматным соусом на мою тарелку. Заставив меня непроизвольно сжаться не столько от впечатления того, насколько неожиданным и молниеносным это оказалось, сколько удерживая жаркую волну, что прошлась по моему телу.
И мне оставалось лишь надеяться, что если он и заметил мою реакцию, то объяснил ее для себя совсем иначе.
— О том, что этот мир нуждается во встряске, я понимал еще тогда, когда им благополучно правил мой отец.
Его глаза были слишком близко, чтобы оставаться спокойной. Но если еще мгновение назад я таяла, ощущая чуть сдобренный опасностью аромат его тела, то теперь во мне просыпался гнев. В первую очередь на себя.
Его отсутствие на острове сделало свое дело — я не забыла, что являюсь пешкой в его игре, но… сделав ход и оказавшись на какое-то время вне ее, ощутила ее притягательность. Даже понимая, что речь идет не о шахматной партии, а о судьбе двух миров и жизни моих друзей.
— И когда у тебя появилась для этого возможность, не преминул ею воспользоваться, — не то спрашивая, не то утверждая, заметила я.
— Я никогда не ждал милости от обстоятельств.
Он не стал терзать меня своим присутствием рядом и вернулся на свое место. Давая мне возможность нормально вздохнуть.
— Предпочитая создавать их, — и опять, я ничего не утверждала.
Но по тому, как вспыхнули его зрачки, не могла не понять, что мои слова оказались верными. Он создавал ситуации, а не находился в них. Он строил планы, не оставляя места случайности, он плел свою паутину, лишая малейшего шанса из нее вырваться.
И что же должно было в нем присутствовать, чтобы при всем при этом продолжать очаровывать даже тех, в чьих жизнях он ощущал себя всевластным господином.
— А что предпочитаешь ты?
Его ладонь вновь сжимала ножку бокала, которая казалась слишком хрупкой на фоне четких линий его сильных пальцев. Напоминая мне саму себя.
Я не торопилась с ответом, наслаждаясь вкусом сочного плода, в котором сладость и искристая кислинка уживались, подчеркивая друг друга и радуя своим сочетанием. Глоток вина, слившийся с послевкусием растаявшего на моем языке фрукта заставил меня замереть, осознавая мимолетность испытываемого мною блаженства.
— Я предпочитаю жизнь. В которой не стыдно оглядываться назад и не страшно идти вперед.
Мои слова вырвались сами. Как и его смех, в котором смешались ирония, осуждение, злость. И это должно было родить в моей душе разочарование, развенчивающее те романтические контуры его личности, заставлявшие отзываться мое сердце. Но этого не произошло, потому что ему не удалось скрыть боль, отразившуюся в его глазах.
Он был воином, но… его душа знала любовь. Он был Правителем, но… в его мечтах была свобода, которая толкала его с уступа скалы вниз, давая возможность ощутить хотя бы в мгновении полета ее сладость.
И он сам хорошо понимал разницу между тем, что говорил он и… я.
Наступившая тишина оказалась тяжелой и тягучей, словно я поставила точку там, где до сих пор было многоточие. Словно ответила на незаданный вопрос, но… не так, как ожидал он, лишив надежды, что пыталась расцвести.
— Когда-нибудь ты поймешь, что ни в одном из существующих миров веера это невозможно.
Я не заметила, как вернулась к нему безмятежность, погасив красный отблеск ярости в его глазах. Но тень внутренней усталости продолжала витать вокруг него, делая черты его лица четче и жестче.
Впрочем, я допускала, что я очень и очень сильно ошибаюсь.
— Я это знаю, — эти слова сорвались с губ с надрывом, который говорил и мне, и ему, насколько тяжело дается мне осознание собственного идеализма.
— Твои друзья могут гордиться тобой. Ты дала им запас в сутки.
Как я не пыталась найти в его голосе иронии… ее там не было. Если только чуть-чуть… удовлетворения.
— И мне остается лишь узнать, зачем это нужно было тебе? — я чуть склонила голову, позволяя пряди волос скользнуть на лицо, блеснув золотом в лучах стремящегося к горным вершинам солнца.
— Где тетрадь, которую вы с Кадинаром нашли в лаборатории?
Переход был резким, но вполне ожидаемым. Даже если он и готов был отвечать на мои вопросы, то так просто я вряд ли могла этого добиться.
— Она осталась у него, — мой взгляд, которым я ответила на его, был искренним.
Настолько, насколько это может быть, осознавая, что твоя ложь не является для него секретом.
— Коммандер утверждает иное.
Его губы не дрогнули в усмешке, пугая тем напряжением, что окутывало его словно дымка. Возрождая во мне если не страх, то мысли о том, что с нашей находкой может быть не все так просто.