Покер с акулой
Шрифт:
– Господи, твоя воля, – вздохнула бабка.
Я почувствовала, как к горлу подступает комок, и поманила представительницу малого бизнеса пальцем. На этот раз в руках оказались ножницы, которые не хотели резать.
Через полчаса сумка ломилась от ненужных предметов. Коробейники тянулись нескончаемой чередой. У всех был тоскливый вид, всех было жутко жаль. Примерно через час ассортимент сменился. Теперь предлагали газеты, домашние пирожки, отварную картошку… Пару раз пробегали тетки с огромными термосами, вопя:
– Чай,
Потом появился тихий мужик и проникновенно зашептал:
– Кто желает согреться? Имеем ассортимент с закуской.
Мужская часть вагона крайне оживилась и стала вытаскивать кошельки. Продавец подходил к скамейке и раскрывал сумку-холодильник. Оттуда выглядывали бутылки с водкой. Из другой тары извлекались одноразовые стаканчики и нехитрые бутер-броды, правда, целомудренно замотанные пленкой.
– А минеральная вода есть? – спросила я.
– Не держим, – вежливо ответила «рюмочная», – щас после Кратова Танька побегет, у нее все в наличии – «Спрайт», «Пепси» и «Буратино».
Так и вышло. На следующей станции в вагон вскочила толстощекая девчонка с рюкзаком, набитым пластиковыми бутылями. Я купила «Святой источник» и бездумно уставилась в окно. Там проносились заснеженные поля и какие-то полуразрушенные конструкции.
Наконец спустя два часа я оказалась в Коломне и чудом успела на отходящий в Ромашино автобус. Народу в небольшой желтый ящик на колесах набилась тьма. По Москве давно не ходят такие машины, но в области они, очевидно, единственный вид транспорта. Вниз по шоссе автобусик бежал довольно ходко, вверх еле полз, тяжело фыркая.
Через каждые три-четыре километра он останавливался возле очередной деревеньки, и пассажиры менялись, оставаясь парадоксальным образом внешне такими же – бабы в мохеровых шапках и пальто с «норкой», мужики в старых куртках. Одновременно с людьми в салоне мирно покачивались кролики, собаки и куры.
Только когда на остановке с милым названием «Крысово» сухонькая бабка стала затаскивать по ступенькам упирающуюся козу, водитель заорал:
– Вылазь, тетка, ты бы еще с крокодилом ехать надумала.
– Так какая от крокодила польза, – резонно ответила неконфликтная бабулька, втянув животину в салон, – ни молока, ни творога, а Машка – моя кормилица.
– Слазь, говорю, – вопил шофер, – вчерась одна такая с козлом ехала, так он все вокруг заблевал!
– Тише, тише, сыночек, – просила бабка, – моя Маня к машине привыкшая, тихонечко в уголку примостится.
– Слазь, – не успокаивался водитель, – пока не слезешь – не поедем.
Пассажиры загудели. Бабулька затряслась и чуть не плача спросила:
– Граждане, делать-то что? С собакой можно, а с козой нет?
– Слышь, парень, – буркнул огромный красномордый мужик, – хорош над людями измываться, давай ехай!
– А ежели коза всех перепачкает, обосрется, мне убирать? – злился шофер.
– Давай ехай, – хором закричали селяне, – сами разберемся.
– Ну, как хотите, – присмирел парень и, выплескивая злобу, резко рванул вперед.
Стоящие люди попадали, как груши. Лишь одна коза удержалась на ногах. Наверное, на четырех конечностях удобнее стоять, чем на двух.
– Спасибо, граждане, – с чувством произнесла бабка, устраиваясь в углу, – кабы не вы, переть бы нам с Маней пехом.
– Отчего же пехом? – удивился тонкий парень в рваной кроличьей шапке, – ты бы, бабуся, на козу села и галопом домой!
Автобус грохнул от хохота, даже водитель засмеялся. Так, хихикая, мы добрались до церкви. Народ потянулся на выход. Ромашино, конечная.
– Где Селихово? – спросила я у шофера.
– Туточки, – ответил тот, пиная скаты, – через лесок, недалеко, километров пять будет.
– Доехать нельзя?
– На попутной только, – сообщил водила и закурил.
Я уныло оглядела пустое шоссе. Никаких признаков автомобилей, только где-то далеко-далеко тарахтит мотоцикл. Минут через пять звук приблизился, и стало понятно, что это не мопед, а совершенно диковинный вид транспорта, никогда ранее мной не виданный. Впереди один мотор без признаков капота, от него тянется длинная ручка к небольшому железному ящику на колесах. Перед ящиком на скамеечке, держась за повод, сидела баба в резиновых сапогах.
– Чего маешься? – крикнула она мне. – Подвезть?
– Спасибо, – с чувством произнесла я, устраиваясь возле водительницы.
– Не за что, – ухмыльнулась тетка, ловко управляя таратайкой, – не на плечах несу. Колеса везут. В Селихово?
Я кивнула.
– Докторша, что ли, новая?
– Нет, к Фединым, по делу.
– А-а, – протянула баба и потеряла ко мне всякий интерес.
Мы мирно тряслись по колдобистой дороге, до носа долетала вонь, очевидно, в кузове лежал навоз. Наконец тетка притормозила у пригорка и ткнула черным пальцем вбок:
– Гляди, Селихово.
– Спасибо, – вновь сказала я, одурев от тряски и запаха.
– Ступай себе, – вздохнула добрая самаритянка и добавила: – Ты там у Фединых поосторожней.
– Почему?
– Хулиганы они, – пояснила бабка и завела колымагу.
Провожаемая треском, я дошла до поворота и увидела несколько почерневших избенок с полупокосившимися заборами. «Улица Матросова, дом 12» – было намалевано белой краской на первом домишке. Недоумевая, куда подевались одиннадцать предыдущих зданий, я толкнула калитку и оказалась в захламленном дворе. Значит, Писемский ошибался, Ксюша жила не на улице Космонавтов. Слева, у полуразбитого кресла стояла огромная ржавая ванна, справа высилась поленница. Покосившиеся ступеньки жалобно запели под моей тяжестью, дверь распахнулась, и ноги ступили внутрь невероятно грязной комнаты. Всюду, куда только хватало глаз, тянулись немытые банки, висели вонючие тряпки, ведра и сита.