Поклонник Везувия
Шрифт:
Поэт начал со своей теории о метаморфозах растений. Несколько лет я изучал листья, пестики и тычинки многих видов растений, и это дало мне возможность постулировать теорию существования растения-прототипа. С его помощью можно создать бесконечное число растений, каждое из которых вполне может существовать в природе – и многие, кстати, описаны. Здесь же, в Неаполе, когда я гулял по берегу моря, мне пришла в голову новая мысль. А лучше сказать, озарение. Я уверился, что растение-прототип существует в реальности! И после Неаполя намерен отправиться на Сицилию – ведь ее называют ботаническим раем, – где очень рассчитываю его найти. И так далее, и так далее, и так далее.
Едва поэт умолк, разговор
Поэт разочарован Кавалером. Он переводит разговор на Италию.
Италия совершенно изменила меня, говорит он. Человек, в прошлом году покинувший Веймар, – совсем не тот, что прибыл в Неаполь и которого вы теперь видите перед собой.
Да, – кивает Кавалер, который интересуется преображением личности (любимая тема поэта) ничуть не более, чем ботаническими или геологическими теориями (при всех своих познаниях в ландшафтной архитектуре и вулканологии). – Да. Полагаю, Италия – самая красивая страна в мире. И, конечно, нет города красивее Неаполя. Доставьте мне удовольствие, позвольте показать, какой восхитительный вид открывается из моей обсерватории.
Красота, обиженно подумал поэт. До чего примитивно мыслит этот эпикуреец-англичанин. Словно помимо красоты в мире ничего не существует! Вот пример человека, не способного вникнуть в суть интересующего его предмета. Обыкновенный дилетант, назвал бы он его, если бы слово «дилетант» не носило лестного оттенка.
Преображение личности, вздохнул про себя Кавалер. Вот пример человека, не способного отнестись к себе серьезно. Кавалеру подумалось, что путешествие по Италии не может до такой степени влиять на личность, и патологический интерес поэта к изменениям в собственной персоне есть не что иное, как проявление чрезвычайного эгоизма.
Оба были правы. Однако из них двоих мы лучше понимаем поэта – его тщеславие для нас более объяснимо, сознание собственной значимости для нас более… значимо. Гению, как и красоте, все – почти все – прощается.
Через тридцать лет, в «Путешествии по Италии», Гёте напишет, что на ассамблее у Кавалера прекрасно провел время. Он слукавит. Он был тогда слишком молод и неутомим, чтобы испытывать недовольство собой. Чтобы досадовать, что ни в одной из бесед он не сумел почерпнуть ничего для себя нового. Но его терзал умственный голод, и он чувствовал, что его недооценивают. Я стремлюсь к самосовершенствованию, писал поэт друзьям. И к удовольствиям – да, и к ним тоже. Удовольствия усиливают мою интуицию. Как сильно он ощущал превосходство над этими людьми! И действительно, как оно было велико.
В большинстве историй про оживающие статуи статуя является женщиной – часто это Венера, спускающаяся с пьедестала, чтобы ответить на чувства страстного мужчины. Или же статуя – мать, но тогда она скорее всего остается в своей нише. Статуи Пресвятой Девы и женщин-святых не склонны к излишним движениям, они ограничиваются сострадательным взглядом, милосердной улыбкой, ласковым жестом – обращаются, протягивают руку к коленопреклоненному просителю, утешают или защищают его. В крайне редких случаях женщины-статуи оживают, чтобы кому-то отомстить. Зато если статуя – мужчина, его целью почти всегда бывает злое дело или месть. Пробудившись, статуя-мужчина – в современном
Вот званый вечер. Рафинированная публика, красивые костюмы, открытые платья. Та обстановка, в которой любители званых вечеров получают наибольшее удовольствие. Гости отлично проводят время. Их окружает смешанная атмосфера светского салона и публичного дома – впрочем, из нее изъяты риск и скука, присущие обоим местам. Закуски – и деликатесы, и так, пустячки – превосходные, вино и шампанское – дорогие. Приглушенный свет льстит всякому лицу; музыка, аромат цветов – чаруют, обволакивают. Кто-то дурачится, с некоторым сексуальным оттенком, который и приветствуется, и нет («Мы просто шутим», – говорит новоявленный Дон Жуан, остановленный кем-то, кто заметил его неотвязные приставания к некой женщине). Прислуга проворна и приветлива (в надежде на хорошие чаевые). Стулья мягкие – те, кто сидят, испытывают истинное наслаждение. Это не вечер, а пир для всех органов чувств. Кругом веселье, разговоры, комплименты, флирт. Музыка успокаивает и бодрит одновременно. В кои-то веки боги развлечения на совесть взялись за работу.
И тут входит новый гость. Чужак. Он пришел не развлекаться. Он явился за самым бесшабашным кутилой и намерен утащить его в ад. Вы встретили его на кладбище, на мраморном мавзолее. До этого изрядно выпили, а когда осознали, что каким-то образом очутились на кладбище, вам сделалось не по себе, и вы решили слегка пошутить над неожиданным соседом. Чтобы привлечь его внимание, вы крикнули: «Эй, приятель!». Потом пригласили на вечер. Неудачная шутка. И вот он здесь. У него волосы с проседью, быть может, борода, очень низкий голос и прихрамывающая походка страдающего артритом, не столько потому, что он стар, сколько потому, что он из камня – суставы не гнутся при ходьбе. Огромный, гранитный, грозный отец. Он пришел свершить правосудие, осудить вас за грехи, которые давно не считаются грехами, к которым вы не имеете никакого отношения. Непозволительно жить ради удовольствия. Нет. Нет.
Он протягивает руку, бросает вызов: не страшно ль вам пожатье? Тут земля начинает дрожать под ногами, двери в зал распахиваются, пламя охватывает все вокруг…
Допустим, это сон, и вы просыпаетесь. Можно допустить и другое: то же самое, но в более современном варианте.
Он входит, каменный гость. Он не собирается вас убивать, он много моложе, а то и совсем молодой. Он пришел не мстить. Скажем, решил сходить на вечеринку (нельзя же все время быть памятником), ему лишь хочется повеселиться. Но он не в силах отринуть собственное «я», поэтому вместе с ним приходят его высокие запросы, возвышенные идеалы. Присутствие каменного гостя напоминает гулякам о существовании высшего, серьезного измерения. И это, разумеется, убивает веселье.
Вы его сами пригласили, но теперь жалеете об этом – если срочно не принять меры, вечер будет загублен.
Познакомившись с несколькими гостями, он быстро начинает разочаровываться. Пожалуй, даже слишком быстро. Но невзгоды преодолевать он привык. По его мнению, здесь у вас не так уж и весело. Своих чувств он не скрывает – держится в сторонке, в углу. Рассматривает книги, трогает статуэтки. Его настрой диссонирует с общим настроением. Он погружается в свои мысли. Скучает, спрашивает себя, зачем вообще пришел. И сам себе отвечает: из любопытства. Ему нравится ощущать свое превосходство. Свою непохожесть на других. Он поглядывает на часы. В каждом жесте – укор.