Поклонник
Шрифт:
– Все в порядке, – говорю я. – Я привыкла.
– К такому привыкать не стоит, – сердится подруга. – Позвонит еще раз – обратимся в полицию, слышишь?
– И что мы скажем? – устало усмехаюсь я.
– Что он тебя преследует. Наверняка есть какая-то статья за это.
– Не знаю. Он ведь ничего не делает, – пожимаю я плечами. – Даже не угрожает. Ты же знаешь, что меня просто пошлют куда подальше.
– А у нас так всегда, – с отвращением кривит губы подруга, – пока не случится что-то действительно страшное, никто и не почешется.
Я киваю и на всякий случай проверяю все замки.
Мы идем на кухню, в окна которой бьют ветки, за окном барабанит дождь. Гроза не стихает, яростно ревет и швыряется молниями. Мне приходит в голову, что Поклонник стоит под холодным дождем и пронизывающим насквозь ветром, перед дверью, которую ему так и не открыли. И на мгновение мне становится жаль его. Но эта жалость моментально испаряется. Пошел он… Плохо, что окна не выходят во двор, – не удастся его увидеть.
Мы с Алисой сидим за столом, пьем чай с гибискусом и грейпфрутом, слушая грозу и негромко переговариваясь. Приходим в себя и даже начинаем улыбаться. Алиса объявляет, что у нее от переживаний разыгрался аппетит, и отрезает пирог. Мне же кусок в горло не лезет.
Вроде бы это такой пустяк – подумаешь, кто-то разбудил звонком в домофон, но ночью все кажется другим, нежели при свете дня. Ночью оживают тени – не те, что прячутся по углам, а те, которые кроются в лабиринтах души, которые заперты в самых потаенных ее уголках. Они пытаются вырваться наружу, ищут лазейки, скребутся, кричат и исчезают лишь с первыми лучами солнца. Пока мы удерживаем тени внутри, все хорошо, но стоит им выбраться из своей клетки, как они пытаются завладеть нами.
Зависть, вина, страх, ненависть, саморазрушение, желание причинять боль – это все они, тени. Демон – тоже тень, которая однажды сумела выскользнуть наружу и которую я сдерживаю изо всех сил.
Тук-тук-тук. Я едва не проливаю на себя чай. Алиса давится и со стуком ставит кружку на стол. Кажется, в мою дверь кто-то слабо постучал.
– Это он, – говорит слабым голосом подруга. Это твой проклятый Поклонник.
Человек в черном медленно поднимается по лестнице. Спортивный костюм, бейсболка, кроссовки все мокрое насквозь, а руки, держащие корзину с цветами, озябли от холода, но ему на это плевать. Он думает лишь о ней.
Ангелина Ланская. Милая девочка с длинными карамельными волосами и невинными глазами. Знают ли другие, какая она настоящая? Вряд ли. Ее тайна известна только ему.
Он поднимается на ее этаж и подходит к ее двери. Смотрит на замок, будто хочет открыть – дубликат ее ключей всегда у него в кармане, но просто упирается рукой в дверь и опускает голову. С мокрых темных волос стекают капельки воды. Он вспоминает ночь, когда умер брат, вспоминает каждый раз, когда идет гроза. И не может отделаться от ощущения глухой тоски.
Ангелина там, за дверью, вместе
«Ты будешь моей, девочка», – думает он, и на его губах появляется улыбка. И он снова вспоминает ее обнаженную около зеркала. Это воспоминание будет преследовать его еще долго.
Человек в черном трижды тихо стучит в дверь Ангелины и уходит. Быстро спускается вниз и открывает дверь квартиры, расположенной точно под квартирой Ангелины. Он снимает ее с недавних пор, всегда находится рядом.
В квартире темно, голубоватый свет исходит лишь от экранов нескольких мониторов на столе – на них транслируется все, что происходит в каждой комнате Ангелины, за исключением ванной и туалета.
Он стягивает кепку, сбрасывает кофту на молнии, оставаясь в одной футболке – единственной белой детали его гардероба. И садится в кожаное кресло. Его взгляд направлен на монитор, в котором видна прихожая ее квартиры. Ангелина и ее подружка стоят у двери, в нерешительности переговариваясь и заглядывая в глазок, пытаются понять, был ли стук или им послышалось. Малышкам страшно, это видно по их лицам, а он наблюдает за ними обеими с самого начала.
И ему смешно.
На цыпочках мы с Алисой идем в прихожую и по очереди смотрим в глазок. В коридоре светло и никого нет. Что происходит, мы не понимаем.
– Возможно, он снова оставил что-то под дверью, – выдыхаю я, чувствуя злость. Да сколько уже можно издеваться надо мной? – Посмотрим?
– Ты что! Не открывай, – умоляющим тоном просит Алиса. – Вдруг это ловушка? Так во всех фильмах бывает.
Но спустя минут десять мы все же высовываемся за дверь, вооружившись сковородками, – наверняка со стороны это кажется весьма забавным.
Под дверью ничего не лежит. И никого нет. Только ярко светит электрическая лампочка. Мы захлопываем дверь и снова смотрим друг на друга. Теперь нам кажется, что стук в дверь почудился. Мало ли какие звуки можно услышать во время такой страшной грозы, разрывающей небо на куски? Страх – генератор самых мощных иллюзий.
Какое-то время мы снова сидим на кухне. Изредка я перевожу задумчивый взгляд на нож, лежащий на столе, и пытаюсь подавить воспоминание о девочке, чьи руки и нарядное платьице испачканы кровью. Я не замечаю, как сжимаю ручку кружки.
– Ты в порядке? – спрашивает меня внимательная Алиса.
– Да.
– Хорошо, что я приехала сегодня! Представляю, каково бы тебе сегодня одной было! Психопат, – шипит она, вспоминая Поклонника.
Именно в этот момент снова раздается резкий стук. Подруга вскрикивает от неожиданности, я сжимаюсь в комочек – нам снова кажется, что это стук в дверь. Однако спустя несколько мгновений мы понимаем, что это обломившаяся ветка ударила прямо по стеклу, а другая висит на одном обрывке коры.