Шрифт:
В оформлении обложки использована фотография автора stokpic «Couple»
спо лицензии CC0 Creative commons (Бесплатно для коммерческого использования, указание авторства не требуется).
Снова
Я должен был встретить её в аэропорту. Алиса приезжала ко мне в полдень, и после завтрака я отправился пешком. Асфальт был мокрый от дождя этой ночью, и гравий приятно хрустел под ногами. Я много думал о нашей встрече. Как я узнаю её, как мы поведём себя, поцелуемся ли сразу.
Невероятно, но это была она. Я узнал её среди толпы этих снующих встречающих, провожающих и приезжих людей. Она мило улыбалась и
Мы вышли на улицу, и она закурила. Это было неожиданно и странно, даже несколько неприятно. Не понимаю, почему я тогда отреагировал так спокойно. Она предложила сигарету и мне. Я улыбнулся, хотел отказаться, но она сказала, как будто она видела меня насквозь:
– Попробуй, – и посмотрела в ожидании. – Давай, возьми.
И я закурил. Не могу сказать, что я тогда чувствовал, но курить с ней было очень приятно. Я затягивался и старался курить в себя, боясь этих сказок про рак губы. Через час мы были у меня.
Мы много гуляли в эти дни. Я показывал ей Мурманск. Это красивый город, и я очень люблю его. Но иногда я чувствовал какое-то странное ощущение, находясь рядом с Алисой. Я не знал, кто она, и не хотел этого знать, но что-то тревожило меня, и я не совсем понимал, что происходит. А ещё я курил.
Отпуск закончился, я снова ходил на работу, а она прибиралась дома, ждала меня, мы смотрели кино и ложились в кровать. Из всей этой череды бурных, неясных и наполненных каким-то осадком дней, я особенно ясно помню эти ночи. В темное время суток мы никогда не спали, я вообще плохо помню, чтобы сон волновал меня тогда. И всё это было похоже на один большой сон, возможно, это и был сон, и каждую ночь я был счастлив. Я прикасался губами к её коже, и это было восхитительно. Я целовал в шею, потом спускался ниже и ниже. У неё была прекрасная фигура, я до сих пор считаю, что она была идеальна. Потом я входил в неё. Когда мы прерывались ненадолго чтобы отдохнуть, или сказать что-то, или просто потому, что мы были счастливы, в эти минуты мне казалось, что я вижу её сейчас. Настоящую, живую. Блеск в её глазах, эти стоны и улыбки – всё это я записывал себе на счёт, всё это тешило моё самолюбие. Она была прекрасна.
Солнце там никогда не заходит за горизонт в мае. Было ещё холодно, но природа уже ожила. Вся наша комната была в чудесном свете, и мы всегда хорошо видели друг друга.
Иногда после работы она встречала меня в парке. Или на остановке троллейбуса, или на площади Пяти углов. Мы гуляли допоздна, и всегда было светло, но Алиса как-то пожаловалась, что хотела бы увидеть Северное сияние. Я улыбнулся. Я сам уже несколько лет не видел его тут. Мы шли по бульвару, и она курила, но от неё никогда не пахло сигаретами. И я тоже курил, и мне нравилось то, что мы делали.
А через месяц она уехала. Я провожал её и знал, что буду скучать. Она ехала домой, так было надо, но я знал, что мог бы оставить её здесь. Я ясно видел – она едет, но хочет остаться. Почему тогда я не остановил её?
На обратном пути я снова достал сигарету. Закурил, и сразу же вспомнил, что я думаю об этом. Как будто завеса упала с моих глаз. Я хотел выбросить пачку с 5 сигаретами, но потом остановился. В несколько затягов, которые были последними в моей жизни, я собирался выкурить эту последнюю, будто бы поставить точку. Однако выбросил её на половине. Я поднимался на сопку, было полшестого утра, и я никого не встретил по дороге. Но вот автобус высадил двух или трёх людей на остановке. Среди них была пожилая женщина. Она достала и закурила сигарету.
– Вы курите? – спросил я, подходя к ней.
– Нет, – ответила она, насторожено подняла глаза.
– Вы меня не поняли. Держите, – и протянул ей пачку. – Я бросил.
Она не хотела брать. Улыбнулась, сказала, что я ещё буду курить. Я спросил, что она курит. Она назвала несколько марок, и мои лёгкие сигареты в том числе.
– Берите, – повторил я. – Я бросил. Мне что, выкидывать их теперь?
Женщина растерявшись, согласилась. Я пошёл домой.
Домой
Комната больше походила на каземат или тюремную камеру. Грязные зеленые обои, обрезки ковровых покрытий со склада, лампа абажур, два стула и стол. Брошюры на латышском – выборы, путеводители, реклама. Олег невольно подумал, что здесь, должно быть, таможенники проводят допросы. Его виза была просрочена – во всяком случае, под этим предлогом его оставили здесь. Окно выходило на железнодорожные пути. Поезда Рига – Санкт-Петербург. Запахло горячим кофе.
Два часа назад они с Мартой шли от набережной Даугавы. Олег не видел солнца уже несколько дней, и сейчас тяжелые серые тучи тянулись от вокзала к заливу. Обзорная площадка Собора святого Павла. Внизу узкие улочки с черепичными крышами. Славный город. Марта доверчиво прижималась к нему, кутаясь в пальто. Он обещал писать ей. Звонить каждую неделю.
В Питере Олега ждала невеста. Когда они смотрели с высоты птичьего полета на город, Олега не очень заботило отношение к Марте. Он не выделял её из десятков других случайных и не очень бывших партнерш. Он знал, что не напишет ей ни строчки, не позвонит и вообще забудет её имя через пару месяцев, если такое распространенное у местных имя можно забыть.
В комнате было прохладно. Олег достал ноутбук и открыл свой диплом. Утром ему надо быть дома. От результатов этой поездки многое зависело, и задержка с документами выводила его из себя.
В Латвии он жил у своего дедушки, сына белого эмигранта. Русских здесь никогда не любили. Впрочем, так считали, в основном, сами русские. Он усвоил это, еще в детстве, первый раз побывав в Лиепае. Олег с другими русскими детьми играли во дворе латышского садика, и родители, забирая своих чад домой, потребовали от «оккупантов» убираться восвояси. Возможно, эта история в большей степени оказалась в памяти молодого человека через призму рассказов старшего поколения. Сейчас, несмотря на то, что большинство аборигенов говорили по-русски, услышать родную речь в центре города было невозможно. Олег любил Латвию, но не ненавидел этих снобов. Все его знакомые рано или поздно уезжали в Россию, а особо удачливые – в Европу.