Поколение пепла
Шрифт:
Возможно, будь в строю электронная система «Периметр», все сложилось бы иначе. Нет, без команды со стороны человека компьютер ядерную войну начать не мог. Зато система могла дать офицерам командного пункта гарантию того, что на Россию совершено нападение — даже по косвенным признакам вроде задымленности некоторых участков поверхности и скачка уровня радиации. А уже те могли, если связь с верховным командованием потеряна, повернуть ключи и запустить командную ракету, которая, хоть и не несла боеголовки, но, пролетая над страной, давала сигнал на старт «обычным» МБР.
Система могла запустить эту ракету самостоятельно только в одном случае — если
В ядерной войне не бывает победителя, но бывает тот, кто выходит из нее с меньшими потерями. Причем, когда к небу уже взвились первые грибы, речи о мирных жителях уже не идет. Имеют значение потери даже не армии в целом, а тех ее частей, которые могут нанести урон врагу или снизить его для своей страны.
В первые секунды, когда ослепли станции дальнего оповещения, объект КК успел только запросить верховное командование — а потом третья часть бункера перестала существовать вместе со всей наземной частью. Они так и не поняли, что это было: лазер с атомной накачкой, раскаленная плазма или другая выскотехнологичная хрень, но она прошила скалу насквозь как скальпель хирурга. И все же объект «Косвинский камень» — автономный 4-уровневый бункер высшей защиты, врезанный в гранитную скалу, выжил.
По тем немногим кодированным сообщениям, которые они приняли или перехватили, когда сумели восстановить кабель до подземной антенны, офицеры поняли, что война продолжается. И хоть они и не смогли передать сигнал остаткам флота и ракетных войск, это сделали другие. Ответно-встречный удар не получился, но и простой ответный дал врагу прикурить.
Сначала им не было резона покидать бункер. Кругом раскинулись горы и леса, а ближайший город Карпинск не избежал участи военного городка. Радиосвязь была неустойчивой, но все же выжившие сумели наладить и долго поддерживали контакт с несколькими частями, в том числе с остатками Северного флота. Там, в Мурманской и Архангельской областях дела оказались еще хуже, там буквально земля горела под ногами.
Одна за другой замолкали дальние радиостанции на русском. В апреле из Европейской части страны не осталось ни одной, правда и из речи на чужом языке тоже можно было почерпнуть многое.
Что творилось за океаном, они не знали, но Европа полыхала. В Прибалтике, Польше и Венгрии рвались диверсионные атомные фугасы, в Черном море кто-то топил НАТОвские корабли — даже умирая, русский бегемот наносил американскому левиафану [3] одну рану за другой.
У них сохранились глаза и уши — мощная радиолокационная станция и системы связи. И хотя их собственные силы были представлены только батарей ПВО и охранным батальоном спецназа, они стали играть роль штаба для остатков сил Центрального военного округа.
3
Бегемот (библ.) — мифическое сухопутное чудовище. Левиафан — морское чудище.
Это была странная армия для странной войны — армия без тыла, когда мертвые города лежат в руинах, а десять-двадцать тысяч человек продолжают борьбу, разбросанные всему Уралу и Западной Сибири.
Но враг не появлялся и им, как и гражданским соседям, оставалось жить текущими проблемами. А проблем было много. Все это время их силы таяли.
Первоначально в Кытлыме несли службу больше двух тысяч солдат, офицеров и гражданского персонала, уцелели из них четыреста. Дисциплина тут всегда была на уровне, других на такие объекты не брали, но вскоре даже среди людей генерала стали все настойчивее звучать голоса бросать бесполезное железо. Профессиональные военные умирали от облучения, болезней, падали от случайных пуль распоясавшейся швали; некоторые, что греха таить, стрелялись и вешались. Само железо ржавело, последнее топливо шло на обогрев, последний спирт для протирки механизмов уходил на разогрев людей. Первой ломались сложная аппаратура. Из наполовину затопленного бункера переселились в бревенчатые срубы в тайге.
А в декабре их заставила встрепенуться новость — радиолокатор засек прилетевший со стороны Баренцева моря объект, который был идентифицирован как самолет ДРЛО «Хокай» («Ястребиный глаз»).
Он был далеко, и сами они сделать с ним ничего не могли, но генерал знал, что такие птички отдельно не летают. Патрулирование осуществлялось для авианосного соединения.
А вскоре пропала связь сразу с частью под Екатеринбургом. А через день еще с одной, на 100 км. западнее. Двигаясь как плуг вдоль побережья, враг добивал с недосягаемых далей уцелевшие соединения поверженной армии.
И тогда они приняли решение. Можно было уходить в леса и бросать матчасть, но они поступили по-другому. Никто не хотел стать камикадзе, но если для нанесения урона приходилось рисковать, никто не возражал. Не в последнюю очередь это было местью, но думали и о тех, кого этот каток еще мог перемолоть на пути к Берингову проливу.
Они вызвали огонь на себя. Как в боксе — дать нанести первый удар, уклониться и поймать на встречном движении.
Заброшенный до войны аэродром около города Качканар, километрах в пятидесяти к югу от горы, всего за день обрел вторую жизнь. На его аэродроме имитировалась деятельность тыловых служб. Вокруг пустых ангаров из рифленого железа проезжала инженерная техника, пустые бензовозы, урчали моторами и пыхали дизельным выхлопом тягачи, суетились механики. Неисправные самолеты, к которым не было запчастей, выкатывались на взлетные полосы. В воздух ненадолго подняли вертолет Ми-8. А на земле в ход пошли даже надувные макеты боевой техники, над которыми в свое время не смеялся только ленивый.
Настоящие самолеты так и оставались на небольшом аэродроме Кытлыма — взлетная полоса не пострадала во время удара «лазером».
А под Качканаром тщательно создавалась картина скоординированных действий и перемещений. Все выглядело так, будто у русских сохранилась здесь значительная группировка сил, которая находится в боевой готовности. И именно по ней должны были ударить в первую очередь.
Еще в первой войне в Заливе, во время «Бури в пустыне» американцы охотились за иракскими ракетными системами СКАД, вычисляя их по тепловому излучению при запуске ракеты. По ним наводили «Томагавки». Хитрые арабы в ответ придумали приваривать к тракторным прицепам железные трубы. Поджигая в трубе что-нибудь горючее, они имитировали «запуски».
«Штаб» изображался на раз. Мощный армейский передатчик плюс магнитофон с записью военных переговоров шифром, длинный волновод от передатчика проводился к какому-нибудь заброшенному бункеру. Да хоть к пустому погребу дачника. При бомбовом ударе дорогущей бомбой страдала только антенна и метров тридцать волновода.
Системы ПВО изображались с помощью жестяных конструкций типа гаража, с проволочной сеткой на крыше и микроволновой печью с разбитым кожухом внутри. В этот простой имитатор вполне могла попасть противорадиолокационная ракета НАТО. Модулируя излучение СВЧ печки, можно было имитировать радар ещё правдоподобнее. Этим способом активно пользовались сербы.