Поколение пепла
Шрифт:
Даже теперь, хоть они в техническом плане и отставали от Подгорного, то только потому, что район вокруг был аграрным.
— Вот те раз, — только и смог произнести Сергей Борисович, когда рассказ был закончен. — То есть теоретически человек мог подогнать «Газель» и вынести весь магазин?
— Мог, — ответил Лев — Но не стал бы. На хрена ему это делать, если он знает, что завтра магазин останется на месте? Три кило колбасы за день не съесть. Даже мне. Двое штанов не наденешь. А если сносишь и захочешь новые — их выдадут. Ну, в разумных пределах. Тут дело в воспитании. Мы, старшее поколение, которые все начинали, воспринимали
— Стал Егором Гайдаром, — мрачно закончил за него Сергей Борисович. — Обнаглел от вседозволенности. Решил, что так жить нельзя, и все разломал.
— Ну это брак, дефект. У нас для такого не было питательной среды. Мы все люди простые, не богема.
— А как вы определяли потребности? — не унимался въедливый майор. — Где критерий того, что считать потребностью, а что капризом?
— Если община может позволить себе дать это каждому — она должна дать. Если нет, значит, это каприз. Хрустальный дворец — каприз. И норковая шуба из пластин — тоже каприз.
— Во внешнем мире так не считали, — возразил Демьянов. — И шубы были, и в Турцию летали.
— Не все. А многого другого не было. Но если бы кто-то у нас очень захотел, мы бы отправили хоть на Карибы. Если человек хороший. Но все предпочитали отдыхать здесь или на Алтае.
— А как вы стимулировали людей? С этим в СССР были проблемы.
— У нас не было. Кто плохо работал, получал порицание. Кто лучше — пользовался уважением. Этого хватало.
— Понятно… Я надеюсь, жены у вас не общие?
— Знамо дело, общие, — встрял председатель, хлопнув своего замполита по плечу, — Правила пользования устанавливаются сходом. Обычно по дням недели, но некоторые кадры предпочитают одновременно… по-большевистски. Все по знаменитому декрету, — и он фамильярно подмигнул.
Демьянов нахмурил брови. Он не очень любил шутки ниже пояса, считал недостойным мужчины и злился, даже когда включали современные комедии. Но, по крайней мере, у батяни было чувство юмора. Это только в книжках — если положительный герой, то ангел с крылышками, а если враг — то и похотливая скотина, и трус, и ничтожество. В жизни в каждом столько намешано, что не отделишь.
А декрет времен гражданской войны был фальшивкой. Хотя были… были горячие головы, которые могли и такое воплотить. Вспомнить Коллонтай с ее теорией стакана воды.
— Ну а свое ЧК у вас есть? — перевел разговор майор.
— Сам товарищ Дзержинский позавидует. Подвалы и застенки полны инакомыслящими… А если по правде, то нет надобности, — учитель стал серьезным, — Все проблемы решаем по-свойски. Да и редко они возникали. Так, если кто запил, загулял.
— А кражи, убийства, грабежи?
— Двадцать лет как не было.
— И даже после войны?
— Только от чужих.
«Чужие». Слово неприятно резануло майора. Даже в этом колхозном раю была резкая грань между теми, кто по эту сторону забора и теми, кто по другую. Хотя, этого и следовало ожидать. Им-то самим никто не помогал, всего они добились сами.
— В последние годы часто бывал по делам и в Челябинске, и в вашем Новосибе, — продолжал Лев, — и каждый раз чувство, будто с головой окунули в выгребную яму. Едешь в автобусе, а все разговоры только об одном. «Привет, кум. — Здорово, кума. — Где работаешь? —
— «Власть бесов», — машинально перевел майор. — Так, по-вашему, на таких началах можно было организовать жизнь в стране?
— Да не в стране, а в мире.
Чем дольше Демьянов слушал, тем больше хотелось сказать: «не верю!». Он ничего не имел против СССР, но все здесь казалось невероятным. Словно кусок Северной Кореи, каким-то чудом перенесенный на Урал. Однако перед его глазами был пример сурвайверов, которые тоже были членами необычного коллектива. А именно такие, как оказалось, имели больше шансов. Да и настоящая КНДР вряд ли сильно пострадала.
Лев Бабушкин еще не закончил свою фразу, а Демьянову в голову закралась поганая мысль, что такой коммунизм так же реален, как настоящая демократия. И будет работать, пока поселение не переросло размеры античного полиса, где все могут собраться на одной площади. А для масштабов крупнее нужны более сложные механизмы регулирования… которые человечество обязательно бы изобрело, если б ему дали время. Но, увы, восемь миллиардов взрослых нельзя было загнать в такие пансионаты. И одного подонка на тысячу вполне хватало, чтоб раз за разом тащить всех в другую сторону, показывая своим примером, что жить «для себя» легче и приятнее. И конец был вполне предсказуем.
— Все это, конечно, интересно, — кивнул Демьянов. — Но вернемся на грешную землю. Генерал, может, приедет завтра, но машины и сопровождение для вас уже готовы. Предлагаю начать грузить урожай, не дожидаясь светового дня.
— Да вы на небо посмотрите, Сергей Борисыч. Сейчас польет как из ведра. У меня уже десять человек так сгорели.
— Так уж и быть. Тогда начнем погрузку завтра с рассветом.
— А если и завтра будет та же петрушка?
— Значит, зонтики возьмете! — разозлился Демьянов. — Или ноги намочить боитесь? Мы не можем с вами неделю торчать. Отправим вас, а нам надо ехать дальше на запад.
— А куда, если не секрет, товарищ майор? — прищурился председатель, как довольный кот.
— Если генерал вам не сказал, значит, секрет.
Их звено двигалось в арьергарде спешенной колонны.
Данилов не очень понимал, зачем остаток пути надо было проделывать на своих двоих и оставлять технику, но никто не бурчал, хотя шли с полной выкладкой. Чувствовали, что в обстановке приближенной к боевой на первое место выходит субординация.
Еще в машине Дэн, наконец, объяснил им, что, как им сказали, в этом регионе у большой массы железа, двигающейся по дорогам, есть риск попасть под точечный удар. А «точечным» может быть и удар десятикилотонной бомбы, только точка будет большая.