Поколение пепла
Шрифт:
Самыми частыми причинами смерти были сердечная недостаточность и онкологические заболевания, немногим реже инфекционные, вызванные ослаблением иммунитета вследствие облучения, но за всем этим, конечно, стояло истощение и недостаток питания.
Маша терпеть не могла бумажную часть своей работы, которая, как ей казалось, никому не приносит пользы. Но если подумать, бывали в ее трудовом распорядке моменты и похуже. Девушка вспомнила о своем позавчерашнем визите в «лепрозорий» с проверкой. Так они по-доброму называли туберкулезный диспансер. Всех больных в открытой форме изолировали, чтобы не допустить вспышки эпидемии в городе. В Убежище бог
Палочка Коха (очевидно названная в честь министра, при котором уровень жизни упал до рекордных показателей) была коварна и адаптировалась к антибиотикам быстрее, чем когда-то компьютерные вирусы — к защитным программам. Курс лечения занимал до полугода и стоил дорого. Лекарств не то чтобы не хватало, но и избытка не было. Поэтому не раз и не два в курилках она могла слышать людоедские разговоры об эвтаназии. В том числе и от врачей. Кроме того, туберкулез — социальная болезнь. Если бы у них была нормальная еда: овощи, зелень, фрукты, мясо… шансов было бы больше. Если бы да кабы. На протяжении всего инспектирования ей было не по себе, несмотря на стерильную маску, халат, бахилы, постоянную санобработку помещений и кварцевание на выходе.
Рабочий день, наконец, закончился, но она не торопилась домой. Знала, что Володя опять задержится в Мэрии — он об этом ее предупредил. Значит, можно еще посидеть и доделать неоконченные дела.
За окном наступил вечер, затем его полусвет постепенно померк, за окном светил только фонарь и далекие окна, за одним из которых сидел, погруженный в государственные дела, ее муж.
Одно радовало в такой работе — никто ее не проверял и не контролировал, не стоял над душой. Чтобы немного отвлечься, девушка решила сделать перерыв и попить кофе с сухарями, попутно перелистывая старые глянцевые каталоги компании «Stratford-on-Avon» за июль 2019 года.
Какая же красивая была жизнь… Маша вздохнула, чувствуя подступающий приступ ностальгии. Все это они потеряли. У нее в комнате стоял целый ящик с всевозможными косметическими средствами для любого места на теле: питательные шампуни, лаки, краски для волос, всевозможные кремы, гели и муссы, грязи, тушь, блеск для губ и для тела… и еще много чего, чем пользовались женщины на протяжении веков, чтобы дурить мужчинам головы. Владимир постоянно грозился вынести половину этого добра на помойку, но только шутя.
На мгновенье ее взгляд задержался на прическе, которая была у рыженькой модели на обложке. Машенька была уверена, что она бы и ей пошла. Но точно так же она была уверена в том, что никогда себе такую не сделает. Не потому, что в городе был дефицит парикмахеров (один имелся) и средств для укладки волос. Просто это слишком непрактично. Настолько, что даже смешно.
К тому же вызывала неприятные воспоминания.
Чернышева расставалась с волосами не в одночасье, а в течение первого месяца после катастрофы. Хотя потеря волос была катастрофой сама по себе. Чтобы избежать приступов суицидальной депрессии, она нашла в одном из домов на поверхности подходящий по цвету и форме парик.
Уже через неделю на макушке прорезались новые, которые больше напоминали щетинку, но уже были черными. Странно, что не седыми. Вроде бы никто тогда не заметил подмены. Мужики и подавно. Это был ее секрет: несмотря на то, что многие ее знакомые тоже лишились шевелюры, им незачем было знать, что и она подвержена этой напасти
— Это только между нами. Правда, лысик? — говорила она тогда своему коту, и, казалось, голый сфинкс понимающе улыбался.
Теперь его было не узнать, он раздобрел и заматерел. Грозой мышей так и не стал, зато приобрел вальяжность домашнего любимца китайского императора. Даже Владимир иногда был не прочь погладить его и почесать ему загривок.
Да, сколько всего уложилось в этот год… Всего год.
Во всем этом была некая глобальная несправедливость. Почему ее лишили того, что было у тех, кому повезло родиться раньше? Почему ей не дали нормально погулять молодость? Пусть бы этот гребаный Армагеддон произошел лет на тридцать позже. Где тот урод, из-за которого ей пришлось почти год гнить в земляной норе, вместо того чтобы нежиться на пляже?
Но где ж его найдешь, этого гада.
В этот момент раздался стук в дверь. Девушка со вздохом отложила журнал и, скрепя сердце, отправилась смотреть, кого там принесла нелегкая. Идти ей было по-настоящему лень, тем более что кофе, уже вторая чашка, безнадежно остывал; но служба есть служба.
Кого же это принесло?
Дверная ручка повернулась несколько раз, но не в ту сторону. Знакомый голос за дверью выругался. Это явно был не очередной больной.
— Сколько раз надо повторить? — крикнула девушка с непритворным раздражением. — На себя!
После этого он, наконец, справился с задвижкой и вошел.
— Ого, какие люди и без охраны.
— Привет, сестренка. Чё-то ты не в духе сегодня… Дай, обниму тебя.
— Очумел? — она отстранилась, уворачиваясь от его рук. — Забыл, кто я теперь? И с кем?
— Как знаешь, — слегка разочарованно произнес Серега Морозов. — Этот твой штандартенфюрер, конечно, мужик суровый, но о старых корешах тоже забывать не надо.
— Так ты ко мне или адресом ошибся? — Мария нехотя подняла на него глаза от журнала.
— К тебе.
— Я слушаю.
— Почифирим? — предложил гость. — Можно и чего покрепче.
— Да ты прям как Винни-Пух. «И того и другого, и можно без хлеба…» Скромнее надо быть, — произнесла Богданова, в девичестве Чернышева, показывая, что подхода к ней не найти. — Будешь еще мою заварку переводить. У тебя дело какое или просто зашел?
— Дело на полмиллиона.
Морозов протопал по комнате, засунув руки в карманы, надув щеки и придав лицу выражение, как он думал, непомерной крутизны и вольготно расселся в ее кресле. Маша скривилась, но ничего не сказала. Постоянного поста охраны в здании не было. А зря.
Серега Морозов, также известный как Морозко был одним из тех, с кем она делила воспоминания о первых днях в Убежище. Особой теплоты она к нему не чувствовала, но и негатива тоже. Простой нормальный парень, не обезображенный воспитанием. Росту он был среднего, телосложения крепкого. Про таких говорят: неладно скроен, да крепко сшит. У него был массивный квадратный торс, кривые ноги, непропорционально длинные руки, выдающаяся нижняя челюсть, приплюснутый боксерский нос и довольно низкий лобик. Картину дополняли маленькие бегающие глаза под сросшимися бровями, похожие на маслины. И последним штрихом был длинный, хотя и бледный шрам на левой щеке.