Покорение Крыма
Шрифт:
Поразмыслив, Екатерина сочла эти предложения вполне приемлемыми, и в начале августа они были отправлены в Константинополь.
Но кроме официального послания Панина, нарочный офицер вёз Обрескову секретный пакет об интригах, учинённых бароном де Тоттом.
Пристальное внимание, которое русская разведка уделила в последние недели французскому консулу, следя глазами конфидентов за каждым его шагом, каждым поступком, дало желаемые результаты — в июле удалось узнать об отправлении, а затем и перехватить письмо Тотта герцогу Шуазелю, в котором барон многословно и горделиво хвалился подкупом каймакама
Август 1768 г.
Снисходительно-благодушное отношение Панина к угрозам султана придвинуть войско к российским границам оказалось, увы, необоснованным. В середине августа в «Тайную экспедицию» пришло очередное донесение Поповича, сообщившего о прибытии в главные турецкие крепости значительного числа янычар.
А вернувшийся в Киев из Константинополя капитан Соловков уточнил:
— Под Очаковом стоит восемнадцать тысяч... Под Бендерами ещё тринадцать... И в Яссах гарнизон изрядно усилен.
— Сам видел иль по слухам знаешь? — спросил Веселицкий, делая быстрые пометки в записной книжке.
— И сам видел, и верные люди насказали... Да вы не сомневайтесь! Под Бендерами этих турков тьма. Останавливали до пяти раз, дознавались: «Кто таков? Куда едешь?..» Одно спасение, что нарочный офицер. А то повязали бы, точно повязали.
— Письма-то резидентские уберёг?
— В сапоге держал, — улыбаясь, вытянул вперёд ногу Соловков, словно Веселицкому важно было знать, в каком именно сапоге лежали письма.
— Ещё что добавишь?
— Да... У городка Сакчи сделаны четыре магазина, каждый по сто сажен в длину. Припасы туда завозят непрерывно — в день до трёх десятков обозов бывает. И все обыватели говорят, что к осени турецкое войско придвинется к Балте, перезимует там, а по весне нападёт. Ежели, конечно, не замиримся до той поры.
— Не замиримся! — коротко и уверенно отрезал Веселицкий, продолжая черкать карандашиком в книжице.
Соловков настороженно посмотрел на канцелярии советника.
А тот, увидев в его глазах немой вопрос, пояснил многозначительно:
— Ружьё заряжают не для того, чтобы в угол поставить. Заряжают, чтоб стрельнуть!.. Вот только по весне ли пальба начнётся?
— Зимой турки не пойдут. Точно!
— А ногайцы?.. Эти, поди, хоть сейчас к набегу готовы.
— Господин майор Вульф, что командует Орловским форпостом, говаривал, будто Едисанская орда с походными кибитками стоит. Приказа ждёт.
— То-то же. Вот кого страшиться надобно, капитан... — Веселицкий задумчиво, словно что-то вспоминая, постучал карандашиком по столу, а потом добавил с неприязнью: — То к нам просятся, то в набег собираются... Одно слово — сволочи!..
Притесняемая
Высочайшим рескриптом от 26 июня 1766 года генерал-губернатору Воейкову строго предписывалось всячески сдерживать ордынцев от перехода в российские границы, «а буде присланы будут от них в Киев нарочные с новым прошением о принятии в наше подданство, то. выслушав их предложения или приняв письма, немедленно их назад отпустить без всякого обнадёживания и, сколь возможно, скрытно...».
...Поругав ногайцев, Веселицкий не стал далее расспрашивать Соловкова, а протянул ему чистый лист и велел написать подробный рапорт о турецких приготовлениях Капитан весьма недурно владел пером, поэтому с делом управился в четверть часа, умно и складно изложив на бумаге всё увиденное и услышанное.
Веселицкий вскользь просмотрел густо теснившиеся строчки, остался доволен написанным и отпустил капитана отдыхать. А сам, собрав в папку вкупе с рапортом Соловкова ещё некоторые донесения конфидентов, отправился к Воейкову для доклада.
— Не нравится мне всё это, — хмуро сказал Фёдор Матвеевич. — Я согласен, что разбойные люди Зализняка причинили хану убыток. Но — слава Богу! — бунт подавлен, бунтовщики пойманы, хану принесены извинения. Пора бы, кажется, уняться!.. Так нет же!.. Мы ясно наблюдаем, что Порта не желает возобновления тишины и покоя... Вот и Алексей Михайлович опять предупреждает... (Воейков тронул жёлтым пальцем лежащее на столе письмо). Да-а, положение у границ представляется мне достаточно опасным. Нет ни малейшего сомнения в том, что турки готовят нападение. Благополучие и защищённость нашего края будет зависеть ныне от своевременного распознания намерений неприятеля.
— Я уже принял меры, ваше превосходительство, — сказал Веселицкий, услужливо протягивая губернатору список агентов, направляемых в главные турецкие крепости: Бендеры, Яссы, Хотин, Очаков, Кинбурн.
Воейков внимательно прочитал список, кивнул, одобряя, и заметил:
— Пусть Бастевик навестит Якуба... Пора уже решить его судьбу. Распорядитесь о капитане!..
Когда Веселицкий ушёл, Фёдор Матвеевич, сгорбившись над столом, долго нюхал табак, размышляя об интригах Порты, затем сунул табакерку в карман кафтана, взял в руку перо и неторопливо написал несколько писем.
В первом из них, адресованном генерал-губернатору Малороссии графу Петру Александровичу Румянцеву, он попросил придвинуть некоторые полки Украинской дивизии поближе к Новороссийской губернии. Во втором, к обер-коменданту крепости Святой Елизаветы генерал-майору Александру Исакову, был приказ неприметным образом приумножить войсками все пограничные форпосты и всем полкам быть во всякой военной исправности. То же самое Фёдор Матвеевич повторил в третьем письме, предназначенном кошевому атаману Запорожского войска Петру Калнишевскому.