Покорение Крыма

Ефанов Леонид Александрович

— Ваше высокоблагородие, татары прибыли на пост!

— Много?

— С десяток будет.

— Воротись и скажи, что я сейчас приеду, — велел Веселицкий, у которого давно было обговорено с Паниным, как следует встречать депутатов.

В богатой карете, запряжённой четвёркой лошадей, с большой свитой и эскадроном кавалерии Пётр Петрович отправился к посту.

Поражённые пышной встречей, ногайцы притихли, изумлённо разглядывая свиту.

Веселицкий возвышенным тоном приветствовал депутатов, старшего среди них — едисанского Мамбет-мурзу — усадил рядом с собой в карету, и процессия неторопливо двинулась к лагерю.

Путь

оказался достаточно долог: Веселицкий, как было задумано, повёз гостей вдоль расположившихся для осады полков. Ногайцам надо было показать, насколько сильна армия, и тем самым сделать их сговорчивее. Среди множества повозок, солдатских и офицерских палаток вышагивали пехотинцы, гарцевали всадники, на батареях артиллеристы копошились у пушек.

— Мы от друзей секретов не держим. Поэтому и повезли вас прямой дорогой... (На самом деле карета сделала приличный, но незаметный глазу крюк). Если бы подошли полки, что находятся ещё на марше, то, пожалуй, здесь и места всем не хватило бы, — очень правдиво соврал Веселицкий.

Карета остановилась неподалёку от палатки командующего. Веселицкий и Мамбет-мурза вышли из неё. Остальные депутаты слезли с лошадей. Дальше все пошли пешком.

Панин стоял у своей палатки в окружении большой группы генералов и офицеров.

Веселицкий, придав голосу торжественность, представил депутатов:

— Знаменитейшие мурзы и старейшины достойной Едисанской орды... Мамбет-мурза... Мегмет-мурза... Тинай-ага... Чобан-ага... Мукай-ага... (Депутаты выходили по одному и кланялись Панину). Знаменитейшие мурзы достойной Буджакской орды... Джан-Мамбет-мурза... Чобан-мурза... Хаджи-эфенди.

После этого Мамбет-мурза объявил, что привёз русскому паше письмо от всего народа.

Панин принял письмо, но читать не стал, сунул в руку стоявшему рядом Дементьеву и вошёл в палатку.

Веселицкий скороговоркой вручил попечение над депутатами свитским офицерам, а сам вместе с Дементьевым проследовал в палатку командующего. Здесь переводчик развернул запечатанный красной печатью свиток и стал переводить ответ ордынцев на предложенные пункты ультиматума.

— На первый пункт они пишут, что «от турецкого владения отделясь, яко неприятелю, войску и крепости его вспомоществования не чинить и против российского оружия не сопротивляться».

— Дальше, — кивнул Панин.

— На второй пункт пишут, что «по отдалении от турецкой армии, за неимением места к проживанию, дозволить нам с жёнами и детьми перейти за реку Днестр».

— Дальше.

— На третий пункт пишут, «а что мы желаем перейти в Крым и соединиться с тамошними народами, в том сумнения не иметь, ибо мы с ними уже согласились, о чём от вышеописанных посланцев уведомить изволите».

— Дальше.

— Всё, ваше сиятельство.

— Кто подписал?

Дементьев глазами пересчитал подписи.

— Двадцать восемь буджакских мурз и двадцать четыре едисанских... И против каждого имени печать приложена.

— Ну что ж, — удовлетворённо сказал Панин, хлопнув рукой по колену, — дело справили! Не хотел Крым весь под протекцию идти, так придёт кусками... (Он посмотрел на Веселицкого). Теперь надобно акт составить по всей форме. Займитесь сим немедля и завтра мне представьте... Акт составить от моего имени!

— А что с их просьбой?

— Чёрт с ними, пусть идут за Днестр... Но в Крым я их не пущу!..

На следующее утро Панин просмотрел текст договора,

вычеркнул несколько, по его мнению, лишних слов и, после того как текст переписали начисто, подписал.

Перед полуднем Веселицкий собрал депутатов у своей палатки и зачитал им «прелиминарный акт»:

— «Я, нижеподписавшийся её императорского величества всероссийской, моей всемилостивейшей государыни генерал-аншеф, предводитель Второй армии, сенатор, кавалер и российской империи граф Пётр Панин, объявляю силою сего инструмента, что присланным по моему письменному требованию ко мне от похвальных Едисанской и Буджакской орд для утверждения дружбы уполномоченным господам депутатам... (Веселицкий не стал перечислять написанные имена, а широким жестом обвёл ногайцев), кои меня совершенно и свято уверили яко все сих двух похвальных орд мурзы, старшины и все люди, никого не исключая, по их закону присягу учинили совсем от турецкой области отделиться и отстать, а с Российской империей в дружбу и соединение вступить на таком именно основании... — Веселицкий сделал паузу и стал медленно перечислять условия: — Чтоб состоять под протекцией её императорского величества на древних их правах, обыкновениях и преимуществах, а не в подданстве...» Согласны ли достойные депутаты с написанным?

— Якши, — кивнул Мамбет-мурза.

— «Крым с прочими татарами к тому ж склонить. И что не желают иметь и не станут терпеть над собой такого хана, который к сему общему ногайцев согласию и доброму намерению не приступит, чтоб вспоможением Российской империи сделать всю татарскую область свободной, ни от кого не зависящей, так как оная в древности была...»

Далее в договоре Панин разрешал ордам переход за Днестр, обещал помощь и защиту и просил Бога «утвердить сию дружбу между похвальным татарским обществом и Всероссийской империей навеки». (Эта грамота вручалась в обмен на татарскую такого же содержания, заготовленную Дементьевым, но ещё не подписанную депутатами).

— Согласны ли достойные депутаты с написанным? — спросил Веселицкий, закончив чтение.

— Якши, — опять за всех ответил Мамбет-мурза.

— Тогда прошу поставить свои имена и печати.

Депутаты по очереди стали подходить к столу, на котором лежал договор. Грамотные — расписывались, остальные — прижимали к желтоватому листу печати.

После того как церемония подписания закончилась, Веселицкий и Мамбет-мурза обменялись грамотами...

Депутатов проводили с почестями, нагрузив многочисленными богатыми подарками. И хотя ранее было оговорено, что при Панине останутся аманаты, Пётр Иванович великодушно отпустил их. А взамен велел прислать несколько особ из знатнейших фамилий, кои отправятся послами ко двору её величества.

Кроме подарков депутаты увозили с собой письмо Веселицкого, в котором он обращался с похвалой к обеим ордам, что они прислушались к дружеским увещеваниям и согласились предаться под покровительство Российской империи. В конце письма, отвергнув высокий стиль, канцелярии советник прямо посоветовал: если хан Каплан-Гирей не пожелает воссоединиться со своим народом, то его «от себя отослав, избрать в ханы Бахти-Гирея».

Прельщённые проявлениями дружелюбия и дорогими подарками, ногайцы, желая, видимо, ещё более укрепить к себе доверие, сообщили Веселицкому, что Каплан-Гирей с двадцатью тысячами татар стоит в 60 вёрстах от Бендер, в урочище Паланка, и хочет атаковать армию, дабы прервать осаду крепости.