Покорение Крыма
Шрифт:
Тот молча протянул рапорт.
Панин прочитал.
— Жаль... Добрых воинов потеряли...
Веселицкий очень высоко ценил Бастевика и спустя некоторое время вежливым, но упорным нажимом на Панина принудил того отправить с поручиком Батмановым прошение на имя Екатерины.
«Сей известный и пользою служащий вашему величеству похвальный майор положил свою жизнь в службу империи», — писал Панин. Он просил государыню оказать последнюю помощь семье покойного, так как «остались после него мать, жена с двумя во младенчестве состоящими детьми», не имеющие другого себе пропитания,
Заслуги Бастевика перед Россией были известны Екатерине. Ходатайство Панина она удовлетворила.
Июнь — июль 1770 г.
Армия Румянцева двигалась от Хотина на юг, имея намерение вторгнуться в Румынию. По приказу великого везира Халил-бея её марш попытался задержать самоуверенный Каплан-Гирей. Однако 16 июня у урочища Рябая Могила пятидесятитысячная ханская конница была расстреляна огнём российских батарей и полков и стала быстро отходить, стремясь оторваться от преследовавшей её тяжёлой кавалерии генерал-поручика графа Ивана Салтыкова.
Бегство татар привело в негодование Халил-бея. Он приказал хану остановиться у реки Ларга, где она впадала в Прут, и направил в подкрепление коннице пятнадцатитысячный корпус пехоты Абазы-паши.
Когда адъютант-полковник Каульбарс доложил Румянцеву, что авангард армии столкнулся с превосходящими силами неприятеля и отступил, тот недовольно воскликнул:
— Слава и достоинство наше не терпят, чтоб сносить присутствие врага, стоящего у нас на виду, не наступая на него!
7 июля в 4 часа ночи армия решительно атаковала турецкие и татарские отряды. Стремительный удар русских корпусов генерал-поручиков Петра Племянникова, князя Николая Репнина и генерал-квартирмейстера Фёдора Боура, поддержанных плотным и точным артиллерийским огнём генерал-майора Петра Мелисина, опрокинул полчища Каплан-Гирея. Хан был разбит ещё раз!
Довольный победой, Румянцев изрёк язвительно:
— Они, конечно, числом поболее нашего, только мне это не помеха.
И приказал выдать каждому корпусу за проявленную храбрость по тысяче рублей.
Халил-бей не хотел верить, что такая большая турецко-татарская армия не устояла перед малочисленным русским воинством.
— Этот трусливый хан похоронит всех моих янычар! — бешено округляя глаза, вскричал бей. — Ему овец пасти, а не с гяурами воевать!.. Я сам разобью Румян-пашу!..
21 июля на реке Кагул, у Троянового вала, произошло третье подряд сражение противостоящих армий. Великий везир вывел на поле битвы 150 тысяч турок и татар, которых прикрывали полторы сотни пушек. (У Румянцева было всего 17 тысяч штыков и сабель и 118 орудий). Однако столь колоссальное преимущество везира обернулось для него трагически: яростный натиск российских полков, ещё более яростная и меткая стрельба артиллерии внесли такое смятение и неразбериху в турецко-татарские ряды, что Халил потерял всякую возможность управлять войском и, вскочив на
Разгром, учинённый неприятелю, был ужасающий: только убитыми турки и татары потеряли до двадцати тысяч человек, был захвачен весь обоз с «несчётным багажом» и 130 пушек. Потери Румянцева оказались, в сравнении, совершенно незначительны — 353 убитых и 550 раненых.
— Русские воюют не числом, а умением! — гордо вскинул голову Пётр Александрович. — Я из русской крови рек не делал! И впредь делать не стану...
Вести о блестящих победах Первой армии облетели города и губернии России. В Петербурге, Москве, в Киеве, Харькове, Ярославле, Симбирске имя Румянцева было у всех на устах.
— Пётр Александрович-то — какой молодец!
— Истинно русский воин! Куда туркам с ним тягаться?!
— Вот увидите, господа, он ещё и Царьград возьмёт!..
Екатерина восторгалась не меньше подданных.
«Вы займёте в моём веке, несомненно, превосходное место предводителя разумного, искусного и усердного», — написала она собственноручно Румянцеву.
И наградила полководца достойно, по-царски: за Ларгу пожаловала орден Святого Георгия Победоносца I степени и много деревень «вечно и потомственно», а за Кагул произвела в генерал-фельдмаршалы.
Июль 1770 г.
Над просёлочными дорогами Молдавии серым туманом висела дорожная пыль, поднятая тысячами колёс и копыт. Разбитые в сражениях с Румянцевым остатки ногайских орд медленно тянулись к Каушанам. Все были мрачны и подавленны.
У Каушан предводители Едисанской и Буджакской орд, знатные мурзы и аги держали совет. Говорили о разорённых домах и потерянных в сражениях соплеменниках, о бездарном хане Каплан-Гирее и коварных турках, собравшихся вовсе уничтожить татарские народы, бросая их под огонь русских пушек. Говорили и о русских, призывавших татар отторгнуться от Порты и обещавших дружбу и поддержку.
— Я спрашиваю вас, знаменитейшие мурзы и аги, — проскрипел дряхлеющий Джан-Мамбет-бей. — Как спасти наши народы?
Ногайцы дружно зашумели — каждый что-то выкрикивал, но всё тонуло в общем гуле. Когда шум стал стихать, раздался голос Ислям-мурзы:
— За два года войны мы ничего не получили, кроме горя и бед!.. Смерть, разорение и голод пришли в наши дома... Если мы не бросим турок, не вернёмся в свои края — все в землю ляжем!
— Русские не пустят нас в степи, — отозвался Мамай-мурза.
— Они неприятелей не пустят, — сказал Абдул Керим-эфенди.
— А мы и есть для них неприятели.
— Значит, надо стать друзьями.
— Как?
— Отторгнуться от Порты и идти под покровительство России, — спокойно сказал эфенди.
Ногайцы опять зашумели:
— Отстанем от Порты!
— Эфенди верно говорит!
— Нельзя отставать! Русские обманут! Не верьте им!
— Они заставят нас жить по их законам!
Эфенди поднял руку, сказал уверенно: