Покорение высоты
Шрифт:
Ольга Николаевна обладала легким, веселым нравом. Ее скоро полюбили в большом старинном доме Никитиных. Ей тоже нравилось здесь. Под окнами густой сад и огород, сбегавший к самому яру над Иртышем. С воды, тревожа душу, доносились пароходные гудки. Они прилетали будто издали, хотя дебаркадер был виден с крыльца.
Здесь 15 декабря 1907 года родился их первенец — Николай Никитин. Город Тобольск с его глубинной русской историей навсегда остался в его памяти. Он любил этот город, любил его памятники, гордился его прошлым.
Со времен Ивана IV до середины XIX века Тобольск был официальной столицей Сибири.
Город у слияния Тобола и Иртыша стал терять свое былое значение с той поры, как обошла его стороной Транссибирская железнодорожная магистраль. От прежнего величия столицы Сибири сохранился белокаменный кремль, высоко вознесенный над городом.
В ряду старинных русских крепостей Тобольский кремль стоит особняком. В нем можно угадать черты Троице-Сергиевой лавры и Смоленского кремля, и в то же время он не повторяет, а как бы превосходит их своим богатством и сибирским размахом. На золоте таежных рек, на дорогих собольих шкурках возносился Тобольский кремль. Строили его более тридцати лет, потом достраивали, подновляли. Довелось на его строительных лесах потрудиться плененным под Полтавой шведам.
Одна из внутренних стен сохранила название «шведская стена». Павлинную башню, узорчатую и витиеватую, тоже подлатывали шведы. Однако первозданный облик, приданный кремлю архитектором Семеном Ремизовым, хранит единство и глубину классического русского стиля. Белокаменный ансамбль поражает совершенством формы и завершенностью образа. От иноземцев же в традиционную русскую старину вошла прозрачной каплей прохладная чистота готики и подчеркнутая строгость линий.
Коля Никитин недолго жил в Тобольске, но на протяжении всех своих юных лет любил приезжать сюда и подолгу гостить у бабушки Ани.
В ранние годы Николая Никитина на территории кремля был монастырь. С церковных амвонов неслось громогласное пение, на верхнем ярусе колокольни раскачивались в чашах колоколов тяжелые била, в большой и малой звонницах творили свою музыку звонари. Малиновый звон плыл по небу, подгоняя облака. Тобольский кремль как бы парил над городом… Город жил, подчиняясь колокольному звону.
Навстречу потокам людей, идущих от заутрени, торопился Василий Васильевич Никитин в должность. Как и до своего отъезда в Читу, он снова служил секретарем в губернском суде. С чего начал, к тому и пришел. Человек энергичный и самолюбивый, он не мог не тяготиться своей должностью и с горькой иронией называл себя «нструментом для казенной переписки». И хотя зеленый вицмундир снова ввел его в чиновничий ранг, это несло ему не радость, а гнет. На службе через его руки однообразным потоком проходили униженные прошения о свиданиях с заключенными в тобольскую тюрьму. Василий Васильевич переписывал эти прошения, добиваясь большой убедительности, и радовался, когда они достигали цели.
В канцелярию суда он входил с какой-то неестественной робостью и на целый день затихал за своим столом
Здесь ценили его каллиграфический почерк, умение писать без ошибок и через несколько месяцев стали доверять ему составление приказных рапортов и депеш.
Лишь дома оживал он, часто бывал весел, играл на гитаре и пел с женой на два голоса томные романсы. Сколько радостных и счастливых хлопот принес в молодую семью первенец, названный Николаем в честь отца Ольги Николаевны.
Первое фото Коли Никитина сделано в фотографии Е. Шредерса. Вот что написал сам конструктор по поводу этого снимка: «Тобольск. Первенцу нет еще года. 1908 год. Из рассказов мамы: «Все время валился набок. Папе пришлось сзади из-под одеяла поддерживать — голова большая и тяжелая».
Прошло чуть больше года, и в семье Никитиных появляется повое пополнение. На этот раз девочка. Назвали ее Валентиной — любимое поэтами той поры имя. Расходы росли, а жалованье оставалось прежним, да и жизнь дорожала, цены поднялись даже на хлеб и молоко. Семья потихоньку проедала приданое Ольги Николаевны. Они жили неясными надеждами на лучшие времена, а между тем все представления Василия Васильевича на повышение в должности неизменно возвращались с визой: «Преждевременно!»
Наконец благодаря ходатайству друзей открылось для Василия Васильевича место частного поверенного, но не в Тобольске, а на юге губернии, по соседству с казахскими степями в богом забытом Ишиме. Никитины устроили прощальный ужин. Друзья подарили им медную табличку с буквами в завитушках: «Частный поверенный Василий Васильевич Никитин».
Вся поклажа уместилась на одной телеге: сундук с одеждой и постелью, сундучок с запасами еды да связка книг. Выехали рано, сонных детей вынесли на руках. На кремлевском холме простились с городом, извозчик поторапливал.
Дорога шла старинным Владимирским извозом, который за Уралом иногда называли сибирским этапным трактом. Солнце заливало весеннюю степь, березовые перелески, горело в блюдцах озер.
Извозчик идет возле телеги пока хватает ног, его сменяет Василий Васильевич: лошади тяжело везти всех сразу. Но вот дорога бежит под уклон, внизу светится неширокая речка. Здесь Василий Васильевич хотел было сделать привал, но извозчик лишь покачал головой и, ничего не объясняя, стал нахлестывать лошадь. Телега прогремела по мосту, и дорога стала забирать вверх.
— Негоже на кладбище пировать, хозяин. Василий Васильевич огляделся и, не найдя крестов, с удивлением взглянул на возницу. Тот кнутом указал на пологий холм и сказал:
— На этих могилах крестов не ищи. Был бы их здесь целый лес… Бывало, этап дальше этого места не ходил. Вишь вон балочку? Там ключ бьет. На вкус вода в нем чуть солона, но по жаре приятна — жажду скоро утоляет. Сильно, однако, ядовита вода в родничке. В старину песня про этот ключ была. Не слыхал? — Извозчик сипло запел: — «Как жестокий конвой ко ключу нас подвел да попотчевал мертвой водою…» Забываться песня стала. Теперь на каторгу в вагонах с решетками возят.