Покорители неба
Шрифт:
В городе было всего две небольшие фабрики и тупиковая железнодорожная станция. Но рабочие Зарайска отличались высокой революционностью, организованностью. Совет рабочих и солдатских депутатов в нашем городе был создан еще в марте 1917 года.
Я бы долго мог перечислять именитых своих земляков. Историк русского театра А. А. Бахрушин, чьим именем еще в 1918 году Ленин предложил назвать одну из московских улиц, академик В. В. Виноградов. Здесь родились будущий маршал К. А. Мерецков, дважды Герой Советского Союза разведчик В. Н. Леонов и еще шесть Героев Советского Союза. Когда я учился в Зарайской трудовой школе 2-й ступени, моей соседкой по парте была невысокая миловидная девушка Валентина Сперантова. Много
...Проплыли за мутным окном замшелые стены крепости, по которым мы так любили лазать в детстве, осталось позади обнесенное колючей проволокой поле стрелкового полигона, где мы собирали стреляные пули, чтобы выплавить свинец на грузила для удочек. И вот с обеих сторон поезд обступили леса. Прощай, Зарайск! Когда еще мы увидимся с тобой?
В Луховицах пересели в набитые битком вагоны транзитного поезда. Паровоз отапливался дровами, тянул поезд медленно, с натугой, с бесконечными остановками. На каждой станции в вагон набивалось все больше пассажиров с увесистыми мешками. Люди ехали с Украины, с Дона, даже из Ташкента. Везли хлеб, вымененный на одежду, и другие пожитки. Мы забрались на самую верхнюю, багажную, полку и, свесив головы, вслушивались в разговоры. Говорили о страшном голоде в Поволжье, о недавно подавленном Кронштадтском мятеже, об антоновщине - кулацком восстании, охватившем Тамбовскую губернию. На больших станциях в вагон пробивались хмурые люди с винтовками. Проверяли документы, ссаживали подозрительных. Потребовали документы и у нас. Бородатый красноармеец долго рассматривал наши бумаги, потом протянул их молодому парню в кожанке.
– Комиссар, глянь, в какую-то летную школу едут.
Комиссар покрасневшими от усталости глазами пробежал наши документы.
– Пусть едут. Не видишь, что ли,- комсомолия.
Москва поразила нас теснотой и шумом. По булыжной мостовой цокали подковы, гремели стальными шинами телеги, пролетки, пронзительно звонили трамваи. Вокруг высились дома, которых мы никогда не видели,- в три, четыре, даже пять этажей. В битком набитом трамвае едем по Тверской, минуем площадь Тверской заставы, далее - по Петроградскому шоссе. Казалось, не будет конца трамвайному пути. Но вот трамвай въехал на
кольцо (на этом месте сейчас стадион "Динамо"), И пожилая кондукторша показала дорогу дальше:
– Кажется, вон там...
Почти напротив трамвайного кольца стоял небольшой особняк (ныне здесь Дом пионеров). В нем располагалось Управление Красного Воздушного Флота, где нас приняли без проволочек и тут же выписали проездные документы и направление в Петроград.
Более суток добирались мы до прославленного города на Неве. И вот здание на Кирочной улице, наспех намалеванная вывеска: "Авиатехникум и курсы мотористов авиации Рабоче-Крестьянского Красного Воздушного Флота". Начальник учебной части сравнительно молодой человек в форме военного летчика: в фуражке с черным бархатным околышем, над козырьком - орел с мечами, только без царской короны. Просмотрев наши документы, он отвел нас в большой зал. Лепной потолок, зеркальные стены, паркетный пол и койки, покрытые серыми солдатскими одеялами. Больше в зале не было ничего. Нам указали наши места и предложили готовиться к приемным экзаменам.
Знакомимся с соседями. Их немного - человек двадцать пять - тридцать. Все в военной форме - армейской или морской. Только мы двое белыми воронами - в гражданских пиджачках. Некоторые из поступающих на курсы уже служили в авиации.
Но вот сданы экзамены, и осталось 15 человек.
Уже когда началась учеба, мы познакомились с начальником курсов. Красвоенлет Петр Хондошко был знающим и опытным специалистом, но в распорядок нашей жизни почти не вмешивался, считая своим главным делом организацию учебного процесса, привлечение
Пожалуй, больше всего запомнился Николай Алексеевич Рынин, автор учебника "Теория авиации". Впервые войдя в аудиторию, он обратил внимание на разношерстную одежду слушателей. Особенно почему-то заинтересовался мной и Горбуновым. Спросив, что мы знаем об авиации (а сведения наши, конечно, были весьма скудными), улыбнулся:
– Ничего, я тоже с этого начинал. А потом стал трижды пилотом - имею дипломы на управление аэростатом, дирижаблем и самолетом.
Каждая его лекция открывала нам новое, убеждала: авиация - наука, наука строгая и точная. Это птицы летают, не зная, как устроены и как работают их крылья, а человек должен познать и подчинить себе законы природы. Только с помощью знаний он обретает крылья.
Рынин много рассказывал нам об отце русской авиации Н. Е. Жуковском, о великом ученом-самоучке К. Э. Циолковском, с которым вместе работал.
К курсантам Рынин был беспощадно требователен. Иногда по нескольку раз браковал наши чертежи (он вел и курс начертательной геометрии), хотя знал, что ватман для них мы приобретаем на свой скудный сахарный паек. Мы не обижались, видели, что наш профессор сам бескорыстная душа, готов отдать последнее. Узнав, что у нас туго с учебниками, Рынин сказал:
– Приходите ко мне, дам из своей библиотеки.
Жребий пал на меня. Вечером ребята подобрали мне получше одежду, черные обмотки, которые считались у нас высшим шиком, и я отправился в город. Робко постучался в профессорскую квартиру. Рынина не было, встретила его жена.
– Да, да, я все знаю. Проходите, пожалуйста.
Библиотека Рынина была громадной - занимала несколько комнат. Без помощи хозяйки я бы, конечно, ничего не разыскал.
– Берите, не стесняйтесь,- ободряла она.
– Только закладывайте листки в то место, откуда берете, чтобы после легче было расставить.
После экзаменов мы отнесли профессору целую связку книг, а он так и не поинтересовался ни разу, какие книги, в каком количестве мы выбрали из его библиотеки.
Аэродинамику нам преподавал Александр Александрович Саткевич. Это был тоже известный ученый, о чем можно судить хотя бы по тому, что каждую неделю он выезжал в Москву читать лекции в только что созданной воздушной академии. Несмотря на свою знаменитость и занятость, Саткевич терпеливо возился с нами. Изучение аэродинамики требовало определенной математической подготовки, все мы в этом хромали на обе ноги, и профессор приходил к нам вечерами, проводил дополнительные занятия и так же, как Рынин, предоставил в наше распоряжение свою библиотеку.
Большинство преподавателей курсов были людьми сугубо гражданскими. Исключением оказался профессор артиллерийской академии А. В. Сапожников. Приходил он к нам в отлично подогнанной военной форме, суровый и строгий. От Сапожникова крепко доставалось дежурным, если они нечетко докладывали ему, а всем нам - за неряшливость в одежде.
– Вы же военные люди!
– возмущался профессор.- Это должно чувствоваться во всем!
Это был видный ученый в области химии взрывчатых веществ. Мы сначала сомневались: что может нам, авиаторам, дать этот химик? Но первые же его лекции увлекли нас. На конкретных примерах он разъяснял, как уберечь от коррозии детали самолетов, как подбирать и обрабатывать древесину и полотно (а самолеты в то время делались из этих материалов), как ухаживать за сочленениями дерева, полотна и металла. Для нас все это было откровением, мы старались записать каждое слово лектора, аккуратно срисовывали схемы, которые он чертил на доске. Впоследствии, когда мы уже работали самостоятельно, эти конспекты стали для нас неоценимым справочным пособием.